После ужина Летти подтаскивает к окну табурет. Забравшись коленками на сиденье, приникает к стеклу. Из сумерек выступает садик, дорожка, черная калитка. Детей на улицу не пускают — неизвестно, что за сентябрь явится на этот раз. Может быть, он будет смертоносным, ядовитым. Может быть и вовсе ненастоящим, вымышленным. Летти ждет. В животе у нее холодеет как от страха, хотя она еще не видела плохих сентябрей. Облака над домом сбились в черную сплошную тучу, а вдалеке небо бледно-голубое и светится. Интересно, каким оно будет завтра? В прошлом году — вспоминает Летти — было оранжевое.
* * *
Сентябрей столько, сколько миров — миллионы. Летти проверяла в институтской библиотеке: вероятность того, что один из них повторится в её жизни, равна нулю. Почему и как исчез именно сентябрь, не знают даже сами метеорологи. Случилось это сотни лет назад, когда древние отлаживали климат. Что-то у них сдвинулось, и на месте сентября оказалась пустота. Вернее, свободное место, которое каждый год заполняют чужие миры. Чужие сентябри, с чужими законами; иногда даже чьи-то сны — пустоте безразлично. Не все это выдерживают.
Летти родила в сентябре. И хотя месяц выдался ясный и вполне нормальный (если не считать двух солнц над горизонтом), страшно боялась, что по-сентябрьски рассеянная акушерка уронит мальнького Уилла. Но все обошлось. Когда мальчика унесли, Летти натянула одеяло до самого подбородка и отдалась приятному ни-о-чем-не-думанью. В её палате был сверхсовременный прозрачный потолок, через который струился желтый вечер.
Внезапно запах палаты, прохладный и мятный, изменился, обострился, бросился Летти в ноздри. Повеяло стужей и метелью. И Летти застыла, похолодела под теплым одеялом.
* * *
Зачем она живет? Зачем вся эта безумная, глупая Вселенная, если сентябрь не вернется?
* * *
Та памятная ей осень подкралась мягко, ласково. Утром по радио объявили, что погода опасности не представляет, и пожелали счастливого месяца. Летти поехала на работу. Машину она припарковала на автовокзале, а дальше отправилась пешком. Было семь часов утра. Город как будто обмакнули в молоко, и сейчас туман медленно стекал вниз по черным граненым крышам. Стараясь не попадать каблуками промеж булыжников, Летти поднималась на холм, в Старый Город. Там тумана не было.
Разноцветные дома — невесомые, прозрачные, — колыхались вдоль улиц как воздушные шары на веревочках. Словом, утро как утро. Вчера было такое же. Летти остановилась как вкопанная. «Вчера было такое же? Не может быть». Ее ноздри зашевелились как у зверя. Незнакомая мысль пронеслась в голове, но не чужая и непонятная, как бывает в сентябре, а словно забытая: «Пора готовиться к зиме… готовиться к зи-и-ме-е!..».
И вот, стоя на озаренной почти летним солнцем площади, Летти почуяла первый вдох зимы. Дуновение снега, вьюги, праздника, хвои, оранжевых кислых фруктов — всего одновременно. Она долго стояла, упиваясь минутой, соединившей лето и зиму, понимая, что это и есть истинный, здешний Сентябрь; что каким-то волшебным образом, с вероятностью один на миллион, он пролился в им же оставленную брешь и теперь, наверное, никогда больше не повторится — ни-ко-гда!
Весь тот чудесный месяц она то скиталась по улицам, то лазила по всем доступным ей информационным источникам, которые ровным счетом ничего не объявляли, и удивлялась, пугалась: неужели никто ничего не замечает? Или это она ошиблась? Нет, наверняка есть и другие, но они тоже не решаются объявить о своей догадке вслух. Они ходят по улицам и ловят взгляды других прохожих. И иногда по растерянному, но счастливому выражению глаз узнают друг друга. Заговорщики.
* * *
В сентябре не женятся и предложений не делают. Сентябрьские чувства — зачастую чужие чувства. Обычно ждут, когда пройдет заблудший месяц. Летти познакомилась с Уиллом на следующий год после Сентября. Летти Уилл нравился, но не больше. Пришел очередной лжесентябрь и оказался иллюзией, одним из тех сентябрей-мороков, когда безо всяких причин пляшут от радости или бросаются с крыш. Летти он не затронул — теперь она не спутала бы свой мир ни с каким другим.
Она немного опешила, когда Уилл сказал:
— Давай поженимся.
Летти посмотрела на календарь.
— Я знаю, — кивнул Уилл. — Сентябрь и все такое. Но я повторю это и в октябре.
И действительно повторил. … Не вернется так не вернется. За стенкой, в соседней палате, лежит в своей кроватке новорожденный Уилл Септембер, названный в честь второй и первой любви Летти. Она будет всю жизнь рассказывать ему про сентябрь, пока её рассказ не проникнет ему в кровь, пока и он не сможет не передать его своим детям. Её сын будет заговорщиком.
Возможно, через сотни лет немного похожая на Летти кареглазая девушка ступит утром на площадь и уловит в летнем воздухе пение метели. Она не удивится, но радостно вздохнет и скажет: «Добро пожаловать домой!».
