Лёха брёл из школы, понуро свесив голову. Рюкзак висел на одной лямке и постоянно сползал. Лёха останавливался, вскидывал его на плечо и брёл дальше. Завернув за угол дома в свой двор, он лицом к лицу столкнулся с двумя пацанами. Лёха понял, что его поджидали.
— Какие люди! Ну что, принёс деньги? Нет? Я предупреждал, что будет, что мы сделаем с тобой. – Самый длинный сплюнул сквозь зубы в сторону.
Лёха исподлобья смотрел на него.
— Так у матери возьми. Ради жизни единственного сыночка она всё отдаст. – Длинный тоже не сводил глаз с Лёхи.
— Нет у неё. – Лёха отвёл глаза, потому что у матери он не спрашивал, всё равно не дала бы.
— А мне плевать. Зачем занимал, если отдать не можешь? Проценты растут, между прочим. Всё. Завтра не принесёшь деньги, сделаю из тебя инвалида. А то из мамаши твоей. – Длинный захихикал по-девичьи.
— Мать ни при чём, — промямлил Лёха.
— А кто причём? Вот и поглядим. – Парень зыркнул в сторону, увидел кого-то, резко развернулся и пошёл прочь, засунув руки в карманы.
Второй засеменил следом.
Лёха подошёл к подъезду, не переставая думать, где взять денег. Не воровать же. Да и где? Чёрт дёрнул его взять у Гоблина восемь тысяч на телефон. Он рассчитывал, что тайком возьмёт у матери, когда она получит алименты от отца. Но она тоже взяла в долг у кого-то на работе и сразу отдала их.
Лёха пытался продать свой телефон, но за него давали вдвое меньше, хотя он почти новый. Остальной суммы всё равно взять негде.
Лёха вдруг вспомнил, как мать много раз посылала его проведать бабку Зою. Вернее, прабабушку, древнюю как мир, но живучую. Из дома она уже не выходила. То мать, то соседи покупали ей продукты. Мать говорила, что бабка обещала на Лёху завещание оформить на квартиру. Поэтому хоть иногда он должен показываться у неё для приличия.
«Деньгиу неё есть. Она не тратит ни на что, только на продукты. Копит на похороны, как все старики». – Пришла в голову спасительная мысль, и Лёха бодро зашагал со двора.
Бабка Зоя жила в нескольких остановках, в старинном доме с высокими потолками и узкими длинными окнами. Лёха тяжело дышал от быстрой ходьбы, когда остановился перед дверью второго этажа. Задержал дыхание и прижался ухом к двери, потом дотянулся пальцем до кнопки звонка. Звонок тренькнул слабо в глубине квартиры. Лёха подождал несколько секунд и снова надавил на кнопку. Неожиданно звякнул дверной запор, и Лёха едва успел отпрянуть, когда дверь открылась.
Сухонькая маленькая старушка с седыми редкими волосами, торчащими в стороны, вглядывалась в него блёклыми глазами, подслеповато прищурясь. Лёха понял, что она не узнаёт его.
— Это я, Лёша, — сказал он, справившись, наконец, с замешательством.
— Какой Лёша? – бабка Зоя вдруг охнула и растянула безгубый рот в подобии улыбки. – А, внучек, Лёшенька, – дребезжащим голосом произнесла она.
Бабка боком, держась за дверь, мелкими шажками отошла в сторону. – Заходи, Лёшенька.
Лёха протиснулся в тёмную прихожую.
— Свет включи. Вон, у двери, — попросила бабка.
Лёха повернул голову и заметил старый, покрытый грязными разводами, выключатель. Под потолком зажглась тусклая лампочка без плафона. Лёха сбросил рюкзак на пол, стащил с себя куртку, скинул ботинки. Прошёл в комнату, чувствуя сквозь носки сухую грязь на полу.
Старушка семенила рядом, сгорбившись и опираясь рукой о стену. Просторное платье, перехваченное пояском на талии, болталось на ней, словно на вешалке. Жидкие седые волосы на голове шевелились от движения как пух. Лёха поморщился от застарелого старушечьего запаха, наполнившего ноздри.
— Пойдём на кухню, чайку попьём. А может, ты кушать хочешь? – заглянула бабка снизу в ему в лицо.
Лёха представил сальные, плохо вымытые ложки, и резко замотал головой.
— Не, я есть не хочу. Чаю попью.
— Хорошо, сейчас чайник согрею. Ты садись. Как я рада, что ты пришёл, Лёшенька. Совсем взрослый стал. – Дребезжал голос бабки Зои.
Она зажгла спичкой газ под чайником. Плита старая, угловатая, с покосившейся дверцей духовки.
Бабка взяла с мойки стеклянный стакан, заляпанный жирными пальцами, и поставила на стол. Она не суетилась, но руки её мелко дрожали. «Не моет она стаканы, что ли?» — подумал Лёха и отвернулся.
А бабка Зоя тем временем достала из шкафа фарфоровую чашку с нарисованными оранжевыми цветами и золотым ободком. Поставила перед Лёхой. Он облегчённо выдохнул. Она не присела, так и стояла, сгорбившись, у плиты, ожидая, когда закипит вода в чайнике. Потом бросила по пакетику в стакан и чашку, налила дымящийся кипяток. Только после этого села на табурет напротив Лёхи.
— Конфетки бери. Вкусные. – Радушно предложила она и пододвинула к нему стеклянную вазочку, ещё более заляпанную, чем стакан.
Лёха осторожно взял одну конфету, стараясь не дотрагиваться до стенок вазочки. Конфета была шоколадная и таяла во рту.
— А чего ты пришёл то? Мать послала проведать, не померла ли я? Так сообщат. Или случилось что? – спросила вдруг бабка Зоя.
От её слов Лёха поперхнулся конфетой и закашлялся, нагнувшись над столом. Бабка протянула свою худую руку и постучала ему по спине. Он съёжился от брезгливости. Ему показалось, что это не рука, а куриная жёсткая лапа дотронулась до него.
— Ты запей, запей чайком. – Старуха убрала свою руку.
Лёха жадно глотнул из чашки и больно обжёг нёбо кипятком. Кончик языка защипало, он распух и потерял чувствительность. На глаза навернулись слёзы от боли. Лёха вытер их тыльной стороной ладони. Опустил голову, пряча глаза, и уставился на потёртый в пузырях линолеум. «Как она не запинается об него», — подумал Лёха.
— Я все складочки знаю, перешагиваю. Привыкла. — Проскрипел радостный голос бабки.
— Ты что, мысли читаешь? – вскинулся Лёха.
— Куда мне. Что ты. Увидела, как ты на пол смотришь. Поняла, о чем подумал. Я старая, но из ума не выжила. – Она шумно отхлебнула из стакана и хитро посмотрела на Лёху. – Знаю, вы только и ждёте, что я окочурюсь, и квартира вам достанется. Мать твоя мне как-то сама говорила. Завещание просила написать.
От её слов по позвоночнику Лёхи пробежали крупные мурашки. С бабкой будет гораздо сложнее договориться, чем он представлял.
— Ба, а сколько тебе? – Вопрос вырвался быстрее, чем Лёха успел подумать.
— Годочков-то? Да девяносто шесть. Моя мать до ста четырёх дожила, – гордо заявила бабка и снова хитро глянула бесцветными глазами на Лёху.
— Ого! – То ли удивлённо, то ли разочарованно выдохнул Лёха.
— Да, Лёшенька. Всё думала, век молодая да сильная буду. Слава Богу, хожу пока. Так чего пришёл-то?
Лёха глянул на неё и решил сказать всё, как есть.
— Я денег должен пацанам. По дурости занял. А теперь проценты набежали. Помоги. Грозятся избить меня или мать. – Лёха прикусил губу и опустил глаза.
— Это они могут. А много ли задолжал? Может, в милицию сходить?
— Ба, у нас давно полиция уже.
— Название европейское, а суть советская. Никакой разницы, — трезво рассудила бабка Зоя и отпила чаю.
— Много, ба. Шестнадцать тысяч, – громко сказал Лёха, думая, что бабка плохо слышит.
— Многовато. Ладно, дам. Чего ж не дать. Я копила на похороны. Сейчас. Ты пей пока чай. – Бабка встала и пошаркала в комнату.
Послышался скрип открываемой дверцы, шуршание. Лёха тихо встал и выглянул из кухни. Бабка выдвинула ящик шкафа и шарила в нём. Острые локти её, торчали в стороны.
Он на цыпочках подкрался ближе, заглянул через её костлявое плечо. Бабка разворачивала серую мятую тряпку. Лёха увидел толстую пачку денег. Вдруг бабка резко оглянулась и испугано заморгала тонкими морщинистыми веками с короткими прямыми ресничками.
— Ты что это тут? – Она отодвинула в сторону руки с деньгами в тряпке.
«Знаю, где лежат, приду потом и возьму. А если перепрячет?» — пронеслось в голове Лёхи, и он вырвал из рук бабки тряпку с деньгами прежде, чем успел подумать, что делает. Бабка шустро, неожиданно для её возраста, вцепилась костлявыми пальцами в руку Лёхи.
— Отдай, ирод! – прохрипела она.
Лёха поднял руку, выставив локоть, стараясь избавиться от цепких скрюченных пальцев. Но бабка не отпускала. Тогда он резко толкнул её локтём. Удар пришёлся ей в голову. Бабка стала опрокидываться на спину, широко расставив руки в стороны, стараясь за что-то зацепиться, и глядела с мольбой на Лёху. Она падала и продолжала сменить ногами по полу. Потом с грохотом рухнула и замерла. Лёха испуганно уставился на неё. Открытый безгубый рот напоминал дыру. Глаза закрыты. Острый подбородок торчал вверх, натянув кожу на скулах.
— Эй, ба. – Лёха наклонился и толкнул её в плечо.
Бабкина голова на тонкой морщинистой шее повернулась набок. Лёха выпрямился. Проверять пульс не стал. Ужас, как ему не хотелось прикасаться к вонючему старому телу. «Никто не видел, что я приходил. Упала сама». Дрожащей рукой он задвинул ящик и закрыл дверцу шкафа. От скрипа его передёрнуло. Он бросил взгляд на бабку. Она не подавал признаков жизни.
Лёха бросился в прихожую. Сунул пачку денегс тряпокй в рюкзак, быстро оделся и тихо вышел из квартиры, стараясь не хлопнуть дверью. Кубарем скатился по лестнице со второго этажа и на улице сделал глубокий вдох. Но вместо свежего воздуха почувствовал в ноздрях старушечий запах. Он, словно застрял в носу.
Лёха быстро пошёл в сторону дома. В одном из дворов сел на лавочку под фонарём и достал деньги. От тряпки пахнуло въевшимся бабкиным запахом. Он брезгливо отбросил её в сторону. Сосчитал. Шестьдесят четыре тысячи! Хватит отдать долг, ещё останется. Лёха спрятал деньги и бодро защагал домой.
На следующий день он вернул долг. О бабке старался не думать. Давно пора ей помереть. Когда вернулся домой, мать вышла ему навстречу в прихожую.
— Ты чего так рано? – буркнул он, раздеваясь.
— Отпросилась с работы, в больницу ездила. Бабу Зою парализовало. Не разговаривает, не двигается.
— Так она живая? – Лёха испугано уставился на мать, понимая, что выдал себя, но мать не обратила на его слова внимания.
— Живучая. Лучше б померла. Её продержат недели две в больнице, а потом придётся к нам забрать. Она больше не сможет одна жить.
Сердце Лёхи ёкнуло.
— Как к нам? Куда? – По глазам матери понял, в его комнату определит бабку. — А я куда? – Он сглотнул, представив, как бабка будет на него пялиться своими бледными серыми глазками. «А если заговорит?»
— А ты у бабушки можешь пока пожить, у бабушки Вари. До школы далековато, да ладно, ты большой. – Мать горестно вздохнула и пошла на кухню, загремела там посудой.
Лёха успокоился. Когда настал день выписки бабы Зои из больницы, он переехал к бабушке Варе, маминой матери. Не хотел встречаться с прабабкой Зоей.
На сердце было неспокойно. Переехав, он забыл забрать деньги, спрятанные под матрасом. Теперь на нём лежала бабка. «Ничего, съезжу, заберу после школы».
Ночью долго не мог заснуть. Ворочался.
Вдруг открыл глаза и увидел бабку Зою, стоявшую над ним. Её освещал голубоватый свет из окна. Седые жидкие волосы торчат в стороны. И глядит она на него бледными гзаками.
— Зачем ты, Лёшенька, деньги взял? Не впрок они пойдут тебе. Вернул бы. Я на смерть копила. На что похороните меня? Отдай деньги! – вдруг грубо сказала бабка Зоя.
Лёха вскрикнул и сел на кровати. Сердце в груди то ухало, то сжималось в комок. Липкий пот покрывал лицо, шею и спину. В тёмной комнате никого не было. «Приснилось!» Лёха откинулся на подушку, но заснуть больше не смог.
На следующий день он после школы пошёл в их квартиру. Матери дома не было. На его кровати лежала бабка Зоя. Она спала, во всяком случае, её глаза были закрыты. Казалось, на подушке лежала только её голова, без тела. Оно настолько было худое, что не определялось под одеялом.
Лёха постоял над ней несколько мгновений, а потом наклонился и просунул руку под матрас, шаря в поисках пачки денег. Лицо отвернул в сторону. Но денег не было! Он просунул руку глубже. И тут из-под одеяла вскользнула бабкина костлявая рука и свесилась с кровати. Лёха отскочил, скорчился на полу у шкафа, тяжело дыша от страха. Потом бросился вон из квартиры.
Бабушка Варя жаловалась матери, что Лёха стал замкнутым, не разговорчивым, и все время что-то искал в белье. Часто и подолгу мыл руки.
Баба Зоя умерла через три месяца. Завещание она так и не написала. После смерти родственники долго ругались и делили её квартиру. Суд присудил её в равных долях бабе Варе и её брату Николаю, проживавшему в деревне.
Лёха так и не смог воспользоваться ворованными деньгами. Спустя много лет, когда он окончил школу и отслужил в армии, он нашёл деньги под матрасом своей кровати и поставил скромный памятник на могилке прабабушки Зои. А ему досталась в наследство квартира бабы Вари после её смерти. Баба Зоя, наконец, перестала ему сниться.
«Ворованным добром не выстроишь дом. Счастья также нельзя получить, украв его у чужой семьи или отняв у своей собственной»
Протоиерей Павел Гумеров
