Внезапно вылетевшая вспышка понравилась Чафи не меньше, чем фотографии неизведанных мест и он, собрав раскосые глаза, выкинул свой язык ей на встречу…
На выставке современных фотографий в Амстердаме в 2017 году подавляющее большинство посетителей и ценителей искусства обратили особое внимание на небольшую выставку Линдси Кейдж.
Тысяча фотографий в различных городах и просто захватывающих дух местах Европы с изображением улыбающейся рыжеволосой Линдси и забавного хамелеона, один глаз которого смотрел вниз, а другой вверх.
При этом, его язык, больше был похож на расплывчатое пятно, которое летело к объективу камеры, но никогда его не достигало. Фотографии выглядели крайне забавно и словно излучали некоторую жизнерадостность. Будто бы изображенные на фото герои брали от жизни все и сразу.
Так было абсолютно на каждом снимке, за исключением последнего, самого важного кадра в этой необыкновенной истории.
Для подведения итогов фотовыставки были приглашены самые известные деятели культуры Европы. Они расспрашивали создателей фотоснимков о идеях серии, о том, какие чувства они испытывали, когда выпускали «птичку» из своего фотообъектива и, разумеется, критиковали кадры.
Помню, один мужчина, фотографирующий уборные Европы, катался по полу в истерике, после того, как один из критиков назвал эту серию «бездарной тратой времени».
Но, наша история не об этом. Переходя от одной серии к другой и выставляя оценки, критики добрались до работ Линдси под закрытие выставки. Все взгляды были будто бы прикованы к ее работам.
— Скажите, э… Линдси Кейдж, в чем смысл ваших фотографий? Они все испорчены этими розовыми пятнами, а точнее, хамелеоном, – обратилась одна из членов жюри к Линдси.
— Они не испорчены, а лишь дополнены Чафи. Это и придает им шарм, – заметила Линдси, поправив рыжие волосы.
— Но тогда почему на последней фотографии этот шарм отсутствует? – задал резонный вопрос толстый дядя в очках.
— Это достаточно интересный вопрос, если желаете, я могу рассказать вам историю этих фотоснимков, – заметно погрустнев, ответила фотограф.
— Прошу, начинайте, – с любопытством попросил главный член жюри.
*****
Все эти фотоснимки были сделаны в 2010 году на территории всей Европы. Линдси тогда была юной бунтаркой, которая накопила на небольшой фургончик с местом для сна и сбежала от родителей, которые проживали в Матере, на двадцать первый свой день рождения.
Ее целью было увидеть весь мир. Она тогда считала, что никто ее не понимает и, уж тем более, не любит. Постоянные запреты, страх перед чем-то новым, схема дом-работа-дом…
Ей было это не интересно. Она хотела быть свободной. Она хотела покорить этот мир. Все почувствовать, все попробовать, все увидеть своими глазами и показать это другим.
Первым городом в ее списке был Рим. Город тысячи былин и миллиона историй был изъезжен ею вдоль и поперек. Катакомбы Домитиллы, Палатин, Вилла Боргезе, фонтан Черепах и многие другие достопримечательности были запечатлены ею на фотоаппарат «Olympus PEN E-PL1».
Однако, в первый день своего путешествия Линдси не успела в храм Венеры и пошла отсыпаться в фургон, испытывая весьма смешанные чувства. Несмотря на полную свободу, ей крайне не хватало общения. Кого-то, кто всегда бы был рядом и был близок по духу…
Она медленно шла мимо различных вывесок и магазинов, всматриваясь в витрины, пока на глаза ей не попался местный зоомагазин.
Вероятно, она прошла бы мимо него, если бы в его наружной витрине-террариуме не сидел хамелеон, который то и дело вертел глазами туда-сюда и периодически менял цвет своей кожи.
— Эй, привет малыш, – Линдси наклонилась к витрине и нежно обратилась к нему.
Фотоаппарат в сумке, висящей на плече Линдси, свис и слегка ударился о витрину, чем привлек внимание древесной ящерицы.
Хамелеон незамедлительно свел глаза на сумку, а вернее, на небольшие фотокарточки, которые булавками крепились к ней. На них были изображены далекие места и достопримечательности, которые рыжеволосая красавица собиралась посетить в обозримом будущем.
Немного подумав, Хамелеон плюнул своим языком в одну из фотокарточек, благополучно забыв про стекло. Язык ударился о витрину и начал медленно стекать по ней, оставляя за собой липкий след.
— Ты такой забавный, – осмотрев место, куда целился хамелеон, рассмеявшись, сказала Линдси, — Ты тоже хочешь увидеть мир?
В ответ хамелеон медленно втянул язык в свою ротовую полость и выкинул его еще раз, но уже в другую фотографию.
— Я так и знала! Все, ты будешь со мной! Я назову тебя… Чафи!
Вот так и началась эта история. Линдси приобрела себе в Риме не только новые впечатления, но еще и друга. Однако, было одно очень большое «но», о котором рассказал продавец в магазине.
Чафи медленно умирал. В его мозгу, еще при рождении, ветеринары обнаружили прогрессирующую неоперабельную опухоль, которая медленно его убивала. К тому же, она затрагивала некоторые рефлекторные способности ящерицы, а в частности – способность также быстро втягивать язык обратно, как она его и выкидывала. Из-за чего, собственно, язык оставался снаружи и медленно подтягивался назад.
— Знаете, никто не знает, сколько нам отмерено, я готова принять его таким, какой он есть! – твердо сказала Линдси, обращаясь к продавцу в магазине.
— Вы точно уверены? По оценке ветеринарной клиники, ему остался всего один год… — поникнув, сообщил продавец.
— Год – это тоже жизнь. И я эту жизнь сохраню в сотнях, нет, в тысяче фотографий!
Первая фотография Линдси и Чафи была сделана напротив этого зоомагазина в Риме. Она прижала его к груди левой рукой, а правой развернула камеру и нажала на кнопку.
Внезапно вылетевшая вспышка понравилась Чафи не меньше, чем фотографии неизведанных мест и он, собрав раскосые глаза, выкинул свой язык ей на встречу.
Сразу после сделанного фото, его язык ненадолго прилип к камере, а затем упал вниз и начал медленно затягиваться обратно. Чафи с грустью посмотрел на Линдси. В его глазках читались страх и боязнь разочаровать новую хозяйку. Однако, вместо того, чтобы расстроиться, Линдси вытащила свой язык и по-девичьи покривлялась.
Они посетили множество красивых мест, видели сотни необыкновенных пейзажей и встретили около полусотни рассветов. Вместе.
Вместе наслаждались видами с Эйфелевой башни, поедая круассан с хорошим кофе. Вместе бросали камни в реку с моста в Мостаре, балуясь дешевым пивом. И даже вместе удирали на фургончике от полиции в Варшаве, перед этим нечаянно проехав на запрещающий знак светофора.
А однажды недалеко от Берлина, Чафи увидел муху в машине и выстрелил языком в нее, однако промазал и попал прямо в открытое окно, тем самым напугав весьма интеллигентную немецкую семью, ждущую автобус на остановке.
Несмотря на все те приключения и моменты радости, что с ними происходили в течение полутора лет, Чафи постепенно увядал. С каждым днем он слабел все больше и больше, но не терял тяги к новым свершениям.
Однажды они лежали в фургончике недалеко от французского городка Сен-Кале. Весь день Линдси проработала на местном винограднике, чтобы подкопить денег на следующий маршрут, а после приобрела весьма старую бутыль вина с приятным сырным ароматом и распивала ее, совместно с Чафи выбирая маршрут.
— Куда мы отправимся в этот раз? – игриво интересовалась она у Чафи, развешивая на стекле фотокарточки мест, в которых они еще не были.
источник фото: for-pet.ru
Чафи с важным видом первопроходца уставился на карточки. Его глаза разноименно бегали по изображениям, выбирая именно то, что ему хочется лицезреть больше всего. И вот он! Выбор сделан! Чафи выстрелил своим языком в фотографию, на которой были изображены скалы Мохера.
— Ого! Мы всегда путешествовали на машине, а тут, похоже, придется и в плавь, – рассмеялась Линдси и повернулась к Чафи.
— Чафи, что с тобой? Все в порядке?! – Линдси испугалась и случайно опрокинула бутылку вина, которое тут же впиталось в белоснежные простыни.
Чафи лежал на боку и тяжело дышал, одним глазом пристально смотря на хозяйку. Его язык не затягивался обратно, а валялся тяжелой склизкой лентой рядом.
Время шло быстро, и пускай Чафи пережил куда больше, чем прогнозировали ему врачи, опухоль продолжала прогрессировать и медленно забирать жизнь у маленькой ящерицы.
— Чафи, мы успеем, я обещаю, мы успеем туда! – Линдси плакала, нежно поглаживая тельце Чафи.
В маленьком зрачке хамелеона сверкнул огонек надежды…
Это был приступ. Один из трех на их пути к скалам Мохера. С тех пор Линдси спала по 2-3 часа и только лишь крутила руль своего фургона. Она сильно переживала, что родная ей душа не увидит последнее место их совместного путешествия.
Перебираясь из города в город, набирая в кредит лекарства для Чафи, она боялась опоздать. Чафи же из последних сил пытался ее взбодрить, медленно ползая по торпедо машины и робко улыбаясь, обещая тем самым, что все будет хорошо несмотря ни на что.
Второй приступ произошел ночью в Ирландском городе Эннис, от которого до скал Мохера оставался всего 41 километр. С трудом, но Чафи смог выдержать и его. Правда, его больше не слушался левый глаз и отказали задние лапки. Он тяжело дышал, и невооруженным глазом было видно, что сил у бедняги почти не осталось…
Линдси, бросив вызов времени, бросив вызов самой смерти, той ночью вызвала такси. Зареванная рыжеволосая девушка с трудом смогла объяснить таксисту, куда она хочет добраться и, с еще большим трудом, пыталась сдержать самые страшные мысли, которые, словно тучи сгущались все сильнее и сильнее. Она прижимала Чафи к груди и тихонько говорила:
— Потерпи, мой милый друг, потерпи, прошу тебя. Еще немного… — с гаснущей в голосе надеждой, едва ли не шептала она.
До скал Мохера оставалось доехать 4 километра, как внезапно машина таксиста поломалась.
— Движок все! Придется аварийную службу вызывать, – сухо сказал водитель, обратившись к Линдси.
— Я должна успеть! Я не могу его подвести! – Линдси распахнула дверь машины и побежала по дороге, прижимая к груди Чафи.
Начался третий приступ. В этот раз Чафи не успел выбросить язык наружу. Не успел даже дернуть лапкой.
— Потерпи, родной, еще чуть-чуть, еще немного! – говорила она ему на бегу.
— Чафи! Чафи, ты здесь!? Мы почти на месте! – она остановилась за триста метров до скал, чтобы проверить своего питомца.
Чафи смотрел на нее правым глазом в последний раз. Он больше не мог сопротивляться объятиям смерти и, да, ему было жаль, что он не увидит ту красоту, к которой так стремился.
Но, в то же время, он был рад. Рад тому, что у него была лучшая хозяйка на свете. Рад тому, что она взяла его, несмотря на смертельный диагноз и приняла таким, какой он есть. Рад тому, что она не бросила его на произвол судьбы, когда начались приступы, и приложила все усилия, чтобы довести дело до конца. Но… его время пришло.
— Чафи, пожалуйста, осталось немного! – бессильно кричала Линдси, захлебываясь слезами, но Чафи уже не слышал…
— Линдси… извините… Линдси Кейдж… я не знаю, что и сказать, – вытирая слезы, леди из жюри обратилась к ней.
— Тут нечего сказать, – дрожащим голосом ответила Линдси, которую с головой накрыли воспоминания.
— Знаете, я видел множество выставок, где люди делали невозможные вещи, но вы… вы сделали гораздо больше любого из них. Вы сделали больше любого из нас, – смяв бумагу с оценками, главный судья без замедления протянул Линдси монету с изображением фотоаппарата, предназначенную победителю выставки.
На последней фотографии в серии было запечатлено грустное лицо Линдси со скатывающейся по щеке слезой на рассвете. Позади нее стоял небольшой самодельный крестик с выцарапанным ножичком именем «Чафи», а еще дальше бушевали волны Атлантического океана, омывающие скалы Мохера.
Автор СТАРЫЙ ЛИС
