Длинные занавески колыхались в такт завываниям ветра. Было зябко, не спасало даже тяжелое пуховое одеяло. У изголовья на сквозняке колыхался тюлевый балдахин. Анна с трудом встала с мягкой и слишком широкой кровати. Рядом лежал шелковый халат. Она потянулась за ним и скорее надела. Толку от него было мало. Женщина дрожала. Голова раскалывалась, а еще она не помнила чего-то важного. Такое частенько происходило в последние дни.
«Устала немного», — успокаивала себя Анна. Она подошла к распахнутому настежь окну и с трудом закрыла его. Окна в доме были высокими — от пола, до потолка. На мраморном полу немудрено было упасть. Натертый до блеска, он походил на ледяной каток. Проходя мимо глянцевой створки шкафа, Анна заметила свое отражение: ссутуленные плечи, излишняя худоба, примятые, уложенные неделю назад светлые локоны. Они были из прежней яркой жизни. Сейчас краски поблекли.
Тяжелая дверь была закрыта. Она дотронулась до ручки. Длинные ногти стукнули противным звуком, отдавшимся эхом в больной голове, прямо над висками. Анна поморщилась и провернула ключ четыре раза. «Мода, ну ее!», — прошептала женщина, глядя на маникюр.
Придерживаясь за перила, она спустилась по мраморной лестнице. В роскошном доме было холодно и неуютно, слишком просторно, слишком много света. Хотелось поскорее закрыть глаза. И эти вездесущие белые чрезмерно длинные занавески, двигавшиеся из-за сквозняков. Когда-то все это она любила: и мраморные полы, и шелковые занавески. Но не сейчас. Сейчас все мешало.
— Анна Николаевна, завтрак подавать? — спросила хмурая пожилая экономка и слегка поклонилась, приветствуя хозяйку.
Длинный овальный стол, сделанный на заказ для большого семейства, был накрыт белоснежной скатертью и сервирован на одного. Зачем-то в центре установили подсвечники и цветы. Пышные, красивые, нарядные не к месту.
— Наверное, – отозвалась Анна. Она со второй попытки завязала пояс на халате. Узкий, скользкий, с тяжелыми кисточками, он норовил выпасть из рук, а еще эти длиннющие острые когти… Она вздрогнула. — Скажите, почему так холодно?
— Так вы же сами велели, чтобы температура была не выше шестнадцати, — попыталась оправдаться экономка. На ее испуганном лице отразилась смесь удивления и любопытства.
Есть не хотелось. Анна прошла мимо стола и остановилась у рояля. На блестящей белой крышке стояли фотографии. Черно-белые, люди на них улыбались, но через уголок были повязаны черные траурные ленточки.
— Обязательно держать эти фотографии здесь? — поинтересовалась Анна Николаевна у экономки.
Женщина задумалась, замялась поначалу. А потом стала собирать рамочки.
— Давно пора, а то тоска на них глядеть. Были, и все друг за дружкой того, этого…. — пробормотала экономка.
— Кто они? – недоумевая, спросила Анна.
— Так, семья ваша, — ответила экономка и подняла брови от удивления. Она ушла торопливо, прижимая к себе собранные впопыхах рамки. Она оглядывалась украдкой, но больше ничего не говорила.
Анна села за рояль, прикоснулась к холодным клавишам. Черные, белые, как жизнь. Только клавиши чередовались ритмично, через одну или две, без исключений. А в жизни нужно было еще постараться, чтобы перепрыгнуть из черного в белое. Ее мысли путались, но она понимала, что находилась сейчас посреди темной полосы. Там, где все выцвело, потемнело. Анна смотрела в окно на идеально выстриженный газон и лес, простиравшийся до самого горизонта. Ее собственный лес и с любовью выращенный газон.
Вскоре пришел повар с горкой украшенных ягодами свежих блинчиков на серебряном блюде. Следом за ним семенила экономка с изящным кофейником и еще две девушки в фартуках поверх форменных серых платьев. Пока они хлопотали у стола, расставляли кексы и вафли на миниатюрных тарелках, посыпали сладости сахарной пудрой, Анна судорожно вспоминала. Не получалось. Она не помнила того, что произошло за последние две недели. В памяти были лишь отрывистые картинки из яркого давнего прошлого. Но ощущения никогда не обманывали ее. От этого становилось больно. Привычная жизнь развалилась.
Кофе оказался безвкусным, красивые блинчики не принесли удовольствия. Анна поблагодарила уставившихся на нее людей. Ей стало неловко. Все в этом доме было нарочито: слишком блестяще, гладко и странно. И за ней следили чужие недоумевавшие и явно жалевшие ее люди.
Она поспешила в комнату, нырнула под одеяло, озноб усилился, а потом затих. И пришло ощущение пустоты, такой, от которой невозможно убежать, спрятаться. Она лежала в кровати и на шелковую наволочку катились слезы. Память человеческая удивительна. Совсем недавно она проснулась без чувств, как будто их выключили. А сейчас вспомнила. Все-все. Перед глазами пронеслась ее жизнь: она была счастлива, краски были яркими. Дети быстро выросли. Разом и без особых проблем появились дом и лес… Ее любимый — лопоухий и долговязый Левушка сделал все, как и обещал в далекой молодости. У них появились средства. Их дети ни в чем не нуждались. Их счастье замерло на два десятилетия. Оно было безоблачным и ярким. Таким, что даже приятельницам рассказывать было неловко. Не хотелось нечаянной зависти. Она берегла своих. Приумножала нажитое и заботилась о семье. Ей казалось, что так будет всегда.
Но посыпались удары, один за другим. Сначала располневший Левушка оставил ее совершенно внезапно. Он уснул в кабинете, перед ужином. Она еще долго металась, как раненый зверь и просила его очнуться. Да какое там? А потом дети. Все трое разом. За одну неделю! Рядом не осталось никого. Все произошло внезапно.
Анна обхватила колени и свернулась калачом под одеялом. Она плакала беззвучно, исступленно. Хотелось исчезнуть, не существовать вообще. Но для чего-то именно она должна была остаться.
Когда в дверь постучали, она не ответила. Пожилая экономка вошла тихонько и с тревогой поспешила к хозяйке.
— Анна Николаевна, может быть врача позвать? – спросила она.
— Не нужно, — ответила Анна. Она смотрела в окно, в одну точку. Потом медленно поднялась, и, усевшись на краю кровати, сказала: — Вы передайте сотрудникам, что неделю, нет, даже две меня не будет. Все могут быть свободны, считайте, незапланированный отпуск… Я уеду в город. Не могу оставаться в этом доме.
— Как же это? – удивилась экономка.
— Не беспокойтесь, на зарплате не отразится, — сказала Анна и стала искать в шкафу одежду.
В спортивном костюме и темных очках, она быстро спустилась по лестнице, взяла ключи от машины, и покинула холодный дом. Двери гаража беззвучно раскрылись, машина мигнула фарами и завелась. Внутри замигали датчики и радио бодро рассказало о погоде, быстро прорекламировало что-то архиважное. Анна не вслушивалась. Фон ее устраивал. Хотелось, чтобы кто-то просто говорил.
Она выехала из поселка, находившегося в глубине леса. Фонари по обочинам дороги светили рыжим. Вечернее небо было лишено красок. Пожалуй, кроме света фонарей, вообще красок не существовало. Их выключили, как и ее чувства. Одинаково свинцовыми были островерхие елки, быстро пролетавшие над ними облака, тусклая дорога, густая трава на обочинах и проезжавшие мимо машины.
«Требуй большего! Измени свою жизнь!» — вещало радио вкрадчивым голосом известной актрисы, загадочным, с хрипотцой. «Не медли! Ты достойна! Прямо сейчас! Удиви всех! Измени прошлое!» — продолжал въедаться в подкорку голос.
«Ерунда!», — огрызнулась в ответ Анна и потянулась к кнопке, чтобы переключиться на другую волну. Ей эта информация была ни к чему. Да и как можно было повернуть время вспять? Она бы многое отдала, если даже не все, чтобы только предотвратить, не допустить страшное. Задумавшись, она ускорилась, пролетела мимо камеры, закрытой зеленым кустом. Оглянулась. Точно, камера, как и всегда, стояла на обочине, а Анна, как обычно, про нее забыла.
«Измени! Рискни! Получи все!» — твердило радио. Анна нажала на кнопку посильней, но реакции не последовало, волна не поменялась. И медовый голос продолжал обещать. Анна злилась. Она никогда не верила обещаниям. Рассчитывала на свои силы, и вдохновляла дорогого Левушку. И вроде как никого не происла… Глаза стали застилать слезы. Она вцепилась в руль. Странно устроенная память выкинула совсем неожиданный фортель. Когда-то давно, в молодости, Анна Николаевна имела неосторожность все-таки поверить. И попросить. Но это было не взаправду! Это было не по-настоящему! Да и она уже успела забыть.
Машина неслась через лес, мелькали деревья. Всплывали выцветшие от времени воспоминания. «Неужели, правда?», — пронеслось в ее голове. «Получается, это я виновата во всем? Это я причина? Все из-за меня!», — глотая слезы, думала Анна Николаевна. Она не заметила поворот. Полетела, почувствовала невесомость, глухой удар, и спокойствие — перед глазами разлился мягкий свет.
***
— Меня кто-нибудь слышит? – прошептала женщина, глядя в белый потолок с прямоугольными плафонами. Свет стал противно-белесым. «Как в операционной», — подумала она.
Слева что-то тикало, пищало. Было холодно. Взгляд скользнул по стене, выложенной белым кафелем. Внизу был короб с кнопками экстренного вызова, стояла капельница, мелькали огоньками диковинные приборы с трубками и мониторами.
Она пошевелила рукой. Одежды не было, только плотная жесткая простынь. Получилось сжать кулаки, и даже поднять руки. «Как хорошо, что от острых ногтей избавилась! Только вот… Когда это я успела?», — подумала она.
— Эй! – крикнула она, уже не церемонясь. – Есть здесь кто-нибудь? Где я?
В дверном проеме появилась фигура. Женщина в медицинской форме, шапочке, маске, и очках заглянула, быстро убежала и вернулась с двумя врачами. Они суетились возле кровати и назойливо пищавших приборов.
— Анна Николаевна Савельева. Все в норме, вы находитесь в реанимации, но скоро мы перевезем вас в обычную палату, — сказала врач, наклонившись над кроватью. Она дала распоряжения медсестрам и поспешила уйти.
Вошла санитарка с ведром и шваброй. Мыла она только посередине, чтобы не задеть провода. Да и мыть там было нечего, идеальная чистота.
— Вы не знаете, в происшествии никто больше не пострадал? – спросила Анна у санитарки.
— В каком таком происшествии? – удивилась санитарка, отжимая тряпку. Она подошла к изножью кровати и стала читать данные пациентки, написанные от руки на листке.
— Вся жизнь прошла зря! Я погубила тех, кто был дорог, самых родных – мужа и детей! Еще и это происшествие, не помню точно, но, кажется, я не справилась с управлением, машина вылетела с дороги! Я так виновата! Все из-за меня! – рыдала и сбивчиво говорила женщина, лежавшая на кровати.
— Так, погоди, это же ты Анна Николаевна Савельева? – уточнила санитарка.
— Только не Савельева я уже двадцать лет! – ответила Анна.
— Это как так? Из двадцати пяти лет, целых двадцать ты не Савельева? Ты обожди! Я сейчас доктора позову, успокоительного дадут, отдохнешь еще! – настаивала санитарка, пятясь в коридор.
— Скажите, что стряслось, по какому поводу слезы? Операция пустяковая, аппендицит. Вы скоро восстановитесь, не о чем горевать. Вы молоды. Через пару-тройку недель и не вспомните, – сказала врач, подходя к кровати.
— Да какая же я молодая? Жизнь длинную прожила, и все зря. Семью угробила, — причитала Анна.
— Ты чего, девка, совсем умом тронулась? Тебе сколько годков-то? — спросила санитарка.
— Подождите! – сказала врач и строго посмотрела на санитарку.
— Сорок пять, — ответила Анна.
— Странный эффект, — задумчиво сказала врач. — Обычно после аппендэктомии амнезии не наблюдается. Успокойтесь, пожалуйста. Немного погодя, надеюсь, вы придете в себя, — заверила доктор, но все же проверила пульс и зрачки.
— Ты, девка, совсем молоденькая, лет двадцать на вид, — санитарка вытащила складное зеркальце из кармана и под недовольным взглядом врача поднесла его к лицу пациентки.
— Ох! – только и смогла ответить Анна.
Она разглядывала лицо – ни одной морщинки, волосы русые, ни намека на обесцвеченные кудри. Но ведь она помнила себя иной: прожившей жизнь, сломленной. А еще там, в другой жизни был огромный холодный дом, фото родных в рамках; тягучее как патока ощущение безысходности. Машина, катившаяся через летний, но такой тусклый лес; назойливый голос из радио, обещавший перемены, проявившиеся из ниоткуда воспоминания и, наконец, авария. Анна посмотрела на руки: кожа потрескалась, как обычно по осени. И за окном шелестел красными листьями клен. Она подскочила на узкой койке, обняла санитарку. Та шарахнулась в сторону, но всё-таки удержала девушку.
— Вы извините, прошу! Это из-за наркоза привиделось. Я не то имела в виду! – Анна утерла слезы и села на кровати. Было немного больно, живот потягивал, но это было не страшно, такое не страшно! Такое проходит!
***
Возле палаты топтался долговязый парень и две подружки – девушки с работы. Парень переживал. Девушки что-то тихонько обсуждали и косились на парня.
— Анютка! Как ты? – кинулся навстречу парень, когда дородная санитарка вытолкала каталку из лифта. – Мы извелись, пока ждали тебя. Все произошло внезапно! Хорошо, девушки позвонили! Ты ведь в сквере возле офиса в обеденный перерыв отключилась! Тебя из окна увидели, лежавшую посреди листьев. А потом скорая, больница. Как же хорошо, что все обошлось. Ведь обошлось?
— Левушка, я так рада тебя видеть! – стараясь не разреветься, сказала Аня.
— Доктор, все с ней в порядке? – спросил парень у санитарки.
— Не боись! – подмигнула ему женщина и попросила помочь «сгрузить» Аню с каталки на кровать.
***
Прошла пара недель. Аня вернулась на работу. В офисе все было по-прежнему. Подружки каждый час бегали пощебетать у кофеварки. Начальник с самого утра кричал в кабинете, распекая кого-то нерадивого по телефону. Обещал урезать зарплату. Он всем обещал. На Аню он смотрел особенно сердито: столько времени на работе не появлялась! Он завалил ее ворохом документов и толком не объяснил, что делать. Пришлось додумывать самой, как обычно.
В обед подружки уговорили ее спуститься в столовую. Рядом с их столиком, вполоборота сидела молоденькая, странно оцепеневшая девушка. Она с удивлением уставилась на женщину неопределенного возраста с идеальной осанкой, в очень красивом и дорогом пальто, не сочетающимся с простеньким интерьером обычной полуподвальной столовой. Женщина что-то говорила, не прерываясь, обволакивала сладким голосом.
Аня прислушалась. Ей стало нехорошо. Ком подкатил к горлу. Женщина говорила юной особе в точности то же, что и ей. Только Аню она поймала в сквере, когда та, расстроенная после взбучки начальника, ела булку и подкармливала голубей. Женщина и тогда, и сейчас обещала счастье и богатство. Сразу и надолго. Она красиво заманивала. Сулила легкую и беззаботную жизнь, полную наслаждений.
Сидевшая напротив девушка кивала, как завороженная. Оставалось совсем немного. Женщина в пальто решила, что жертва попалась в сети, обозначила последний пункт, крошечное условие. Она сказала, что придется отдать взамен что-то важное. Но не сейчас, потом, через десятилетия. Можно было даже и не отдавать самой, кто-то из близких мог расплатиться. Да и какое это вообще могло иметь значение? Главное – здесь и сейчас, а что потом – не так уж и важно! Девушка кивала. А женщина становилась все настойчивее; говорила, что стоило бы согласиться, что это уникальный шанс. Один на миллион. И им непременно нужно было воспользоваться! Да еще и поторопиться! Думать было ни к чему!
Аня слушала, и не могла поверить. Все было правдой! Значит, и ее жизнь в особняке была правдой, пусть и другой, параллельной! Она вспомнила встречу со странной женщиной в дождливый безрадостный день. Тогда еще начальник пообещал уволить Аню. Мысль о крошечной зарплате точила душу. Было обидно за несбывшиеся мечты. Следом появилась идея, что за красивую жизнь она ничего не пожалела бы. И сразу возникла женщина с гордой осанкой и тяжелым взглядом. Стала предлагать жизнь, полную наслаждений. С одним небольшим и, как она уверяла, несущественным условием. И Аня кивнула. У нее ведь толком ничего не было, значит, и терять ей было нечего. Аня не сказала, что согласна, но один жест перевернул всю ее жизнь! Она была счастлива. Поначалу. Прошло время, она успела привыкнуть к благополучию. И тогда, когда не ждала, за один миг лишилась самого ценного, того, что невозможно было купить ни за какие сокровища.
У Ани тряслись руки, пульсировали виски. Она насмелилась, резко повернулась к женщине в пальто; и выплеснула из стеклянного стакана компот прямо на дорогущий кашемир. Женщина медленно поднялась из-за стола и пристально посмотрела на Аню.
— Отстаньте! Вы само зло! – прошептала юная девушка и вскочила с места. Очнувшись от странного оцепенения, она вырвалась из паутины сладких обещаний и, оставив недоеденный суп, убежала из столовой.
— Ты? Опять ты? Выпуталась? – зашипела женщина, ее лицо исказила злобная гримаса. — Учти! Ты уже привыкла к другой жизни. Ты еще захочешь все вернуть! Какое тебе дело до близких, главное – ты сама. У тебя-то там все было хорошо, даже роскошно! – женщина неопределенного возраста выставила указательный палец и гипнотизировала Аню взглядом.
— Не выйдет! Я не верю. И не попрошу чудес! Слишком дорогую цену вы за свои чудеса берёте! – ответила Аня.
— Ты еще пожалеешь! – не сдавалась женщина в пальто. — Я найду других, их много! Желающих всегда достаточно! — она оставила кофе на столе и гордо вышла из столовой.
***
— Я хочу сделать тебя счастливой! И детей хочу, – сказал долговязый и лопоухий Левка.
— Ты даже не представляешь, как я уже счастлива, — ответила Аня.
Она положила в тарелки гречку и сосиски. На газовой конфорке грелся металлический пузатый чайник. В уютной крошечной кухне было тепло.
— Ты не думай, я буду очень много работать, чтобы мы съехали со съемной квартиры. Я тебе дом построю, как в сказке! Чтобы полы мраморные были, и окна во всю стену! И рояль куплю, белый, лакированный. А ты будешь в красивом платье сидеть и играть по вечерам, — мечтал вслух Левка.
Мурашки пробежали по Аниной шее: Левка описал все то, что у них было, но в другом, параллельном пространстве. А в настоящем все было очень просто, скромно. Но оставалась надежда на благополучие, вера в собственные силы и много времени впереди. Аня отвернулась к старому холодильнику. Она искала последний огурец. До зарплаты нужно было продержаться еще пару дней, а они уже подъели все запасы. «Ничего! Все еще будет!», — подбадривала себя Аня. Она поняла, что роптать не стоит, это не вело ни к чему хорошему. И теперь она больше, чем когда-либо была уверена, что они вдвоем сами все осилят. Смогут сделать как надо. И никакая помощь, ни от каких странных сил им не потребуется. Зато и отдавать самое ценное не придется.
— Левка, давай без мрамора. Это только во дворцах красиво. А дом должен быть уютным. С пушистыми коврами. Да и рояль не нужен. Пианино купим. Самое простое, — предложила Аня.
— Как скажешь! – улыбался парень. – Все у нас будет! И все будет хорошо!
— Верю… — прошептала Аня.
Автор: Юлия Логвинова
