Мужчина пошел на обед. В кафе. Лукавый оказался рядом. Указал корявым грязным пальцем на женщину. Мужчина посмотрел. И не смог оторвать взгляд.
После обеда подошел познакомиться. Странно, скромный стеснительный человек. И вдруг познакомиться. Откуда наглость взялась?
Дама оказалась приветливой. И словоохотливой. Быстро сошлись. И после работы свободно бродили по улицам, будто у него не было дома жены и ребенка.
Лукавый успокоил: не бойся. Всё образуется. Главное, что тебе эта особа нравится. И ты нравишься ей.
Закрутился роман. Любовь не любовь. Похоть не похоть. Короче говоря – не поймешь. Но друг к другу прилипли основательно.
Только однажды вечером его увидел отец. Лицом к лицу. Сын был в обществе незнакомой дамы. И отец сразу догадался, что произошло.
На другой день разговор. Серьезный, жесткий, мужской. Сын не выдержал. Что-то закипело в душе. Закричал, не выбирая выражений, что взрослый. Что не позволит себя унижать. И пусть отец со своими моральными уроками помолчит.
На этом расстались. Только отец съежился. Словно его ударили. Да и сыну было не легче.
Всё сгорит
Дождался автобуса. Поехал в пригородное село. К другу – ночевать. Нужно было душу излить.
Поехал, но не позвонил никому. Не предупредил никого. Не до того ему было.
Деревня большая: тысячи три жителей. Половина из них – дачники. Автобус прибыл на пустую остановку. Мужчина зашел в магазин. Купил бутылочку. Неподалеку ждали трое. Несколько профессиональных движений, и он оказался на земле. Сумку с карточками и телефоном – отобрали.
Кряхтя от боли, страдая, потопал к другу. Долго стучал в ворота. Никого нет. Полез через забор. Мужик-сосед закричал, что сейчас подойдет – с дубиной. И посоветовал отойти от забора подальше.
Пришлось идти, куда глаза глядят. Дошел до ближайшей сосны. Упал, прислонился к стволу. Футболка прилипла к смоле. И тоска. Невыразимая и мучительная. И слезы. И отчаяние.
Успокаивало, что бандиты карточкой воспользоваться не смогут: есть защита. Он когда-то предусмотрел. Но телефон! Дома жена с ума сходит. Делать-то что?
С трудом оторвал спину от смолы. Поплелся по вечерней темной деревне. У старой избы на лавочке дедушка. Подошел, в ноги, как в сказке, поклонился. Приюта попросил.
Дед, не говоря ни слова, повел в избу. Достал кусок холодца. Налил стопочку. Сел напротив, помалкивает.
Мужчина стопку опрокинул. Поблагодарил. Сказал, что пустить незнакомого, сомнительного человека – дорогого стоит.
Дел поднял глаза:
— Меня не проведешь. Всякого насмотрелся. У тебя лицо несчастное. Видно же. А я, брат, насмотрелся на своем веку на несчастные лица. Отец у меня на войне сгинул. Мать до конца дней с несчастным лицом ходила. И трех жен похоронил. Как будто на них мор напал. А сейчас один. Сын далеко.
«Вот ведь какой человек. Насмотрелся на несчастные лица. Несчастные лица, — жуть какая. Значит, и у меня такое». – В голове пронеслось.
— Дед, а как с несчастьем справиться? Научи, Бога ради.
Пожевал старыми губами: «Несчастье несчастью рознь. Одно дело – по судьбе выпало. Другое – ты сам несчастье породил. И его на чужую шею, как хомут, повесил. Покаяться и повиниться. Нет больше средств.
Утро долго не приходило. Наконец, горизонт начал светлеть. Попросил у деда денег на билет. Пообещал, что вернет.
Дед взглянул на спину в смоле. Догадался. Вынул из шкафа чистую футболку. Видимо, сына.
Очищает
В прихожей было тихо. Жена налетела вихрем. Обняла, заплакала: «Хорошо, что живой. Не пугай меня больше так. Не пугай. Мне страшно».
У любящего сердца всегда есть интуиция. Интуиция – глаза и уши любви.
Посмотрел на себя в зеркало. Надо убедиться: несчастное лицо или нет? Глаза смотрели спокойно. Значит, все позади. Чудесно, что все позади.
После работы – к отцу. Тяжело было, когда услышал: «Ты на меня не сердись. Не сердись на старого дурака. Ты потерялся – я жить больше не хотел».
Прижал к себе, чувствовал под руками вздрагивающую спину отца.
Отец и она – мать его ребенка. Предавать их нельзя. Того, кто тебя любит, предавать нельзя. Греха страшнее нет.
