— Илья? — дорого выглядящая и надменная женщина задержала паренька у входа в школу. — Поговорить надо. О Соне.
— Через три минуты урок. Я опаздываю, — растерялся юноша, отходя следом за ней в сторону, — вы её мама?
— Да. — Женщина устремила на него расчётливо-холодные глаза и отряхнула с рукава шубки первый снег. — Я не намерена тебя задерживать, хотела сказать лишь одно: забудь дорогу к моей дочери, чтоб больше духу твоего рядом с ней не было, ясно?
— Нет! — хмыкнул ошарашенный Илья, — мы дружим, нам хорошо вместе, с чего это мы должны перестать общаться?
— Вот видишь! Для тебя это просто дружба, а для Сони… нечто гораздо большее.
— Вообще-то для меня тоже…
— Слушать не хочу эту чушь! — скривила губы женщина и образ выхоленной дамы вдруг слетел с неё, обнажив голову стервятника. — И для него большее! Послушай сюда, мальчик! Сколько тебе? Пятнадцать?
— Шестнадцать. Скоро семнадцать, — оскорбился Илья.
— Что может быть серьёзного в шестнадцать лет? Соня наш единственный ребёнок и я не допущу никаких опрометчивых связей со всякими… всякими провинциалами. У нас уже есть на примете несколько потенциальных женихов для Сонечки. Из нашего круга. Но это будет значительно позже. Ты вообще в курсе, кто её отец? Нет? Хм.
Женщина достала портсигар и закypuла сладковатым дымом.
— Это было во-первых, а во-вторых: Соня поступает в МГУ, ну ты же понимаешь уровень, да? А ты? Небось, прикатил сюда в надежде поступить в какой-нибудь аграрный? — дама презрительно захмыкала, подавляя откровенный смех. — Ты вон какой детина, понятное дело, что тебе нужно! Добьёшься своего и забудешь о ней, а она девочка чувствительная, к тому же с больным сердцем…
— Я не собирался ничего такого добиваться! Что? У Сони больное сердце?
— Да, это врождённое. И если ты умный мальчик, то должен понимать, что ей вредны любые волнения.
Зазвенел школьный звонок.
— Я не обижу её.
— Ты оставишь её в покое.
— Только если она сама этого захочет.
— Она сама не знает, чего хочет, она женщина! — расфуфыренная дама стала выходить из себя. Она нервно тряхнула блондинистой чёлкой. — В общем… давай без резких движений. Мы бы не прочь перевести её в другую школу, элитную, но не хотим лишнего стресса: дочери нравится здесь. Так что прекрати общаться с ней.
— Нет!
Илья оставил её и направился к крыльцу. Наманикюренные длинные ногти клацнули, схватившись за его куртку.
— Я не хотела переходить к угрозам, но, видимо, придётся, раз ты такой твердолобый! У отца Сони обширные связи. Ты сильно пожалеешь, если вызовешь наше… неудовольствие.
Молодой человек вырвал рукав и стал преодолевать ступеньки.
— Смотри, мальчик, ты предупреждён, — сказала ему в спину женщина в собольей шубке.
Школьный коридор уже опустел. Илья быстро скинул в раздевалке куртку и побежал в класс. В мыслях так и стояло ухоженное лицо с холодными глазами. Надо же! Ничего общего с Соней. Сонечка — она такая воздушная малышка с доверчиво распахнутыми тёмными ресницами, абсолютно чистая, ничем не испорченная, хрупкая, лёгкая…
— Садись со мной, — сказала она ему первого сентября, когда он в растерянности остановился перед новым классом.
Голосок у Сони мягкий, звонкий, совсем ребяческий. Все девчонки в классе были развитые, зрелые и разукрашенные, все что-то из себя воображали, а Соня проста, как та роса в чашечке полураскрытого цветка, и в этой простоте Илья увидел самую подлинную девичью пpeлесть.
Юношу убедила переехать в Mocкву тётка, папина старшая сестра. Дескать, с мocковским аттестатом о среднем образовании будет легче поступить в Вуз, да и уровень знаний, получаемый в мocковской школе, не чета какому-то там пгт в Кировской области. Как раз привыкнет к столичной жизни за 11 класс! К тому же, школа, за которой закреплён адрес тёти Люды, считалась одной из лучших в Москве. Сама тётя Люда была бездетной вдовой, не склонной по этому поводу бросаться в хандру. По крайней мере, внешне.
Первую половину сентября они с Соней лишь улыбались друг другу по утрам, вторую — всё чаще получали замечания за смешки на уроках. Их грозились рассадить и это случилось в первый день октября.
Прошёл день, другой… У них больше нет причин нечаянно соприкасаться плечами и улыбаться друг другу невпопад. Третий, четвёртый… Тихий, полудетский голос Сони почти не слышен в извечном гаме класса. Иногда она ждала его взгляда. В те моменты из Сони на него смотрела не девушка на пике гормонального всплеска, но бесхитростная, чистая душа. И словно в книгу возвращались все рассыпанные страницы, и она захлопывалась, чтобы насладиться, хоть с минуту ощутить ту наполненность, то совершенство, что обретает человек, находя продолжение своей души в другом.
— Просто мы две половинки. Конечно, половинки могут жить и друг без друга… только какой в этом смысл? Он теряется… Весь мир теряется, понимаешь? Всё становится неважным и пустым. — с искренней уверенностью заявила ему однажды Соня.
Илья не просто поверил. Он сам знал, что так оно и есть. В тот день он отпросился с урока физкультуры, сославшись на головную боль. Соня бродила под золотистыми липами, искала что-то в траве. От физкультуры она была освобождена.
— Ты что-то потеряла?
— Да. Божью коровку. Они такие милые…
Илья помог её тщетным поискам. Роясь в траве и листве, они случайно соприкоснулись кистями.
— Ледяные! Ты замёрзла?
Соня кивнула без всякого притворства.
— Давай подождём всех возле раздевалок для физры. Ещё заболеешь, как мы будем без тебя?
Соня улыбнулась и они незаметно улизнули с поля.
Потом мыли руки горячей водой. Илья проверил — всё равно холодны её пальцы. Он задержал их в своих ладонях.
— Да, пианисткой мне не быть.
Илье было неудобно за свой высокий рост. Соне приходилось смотреть на него снизу вверх, запрокинув голову. Чуть вьющиеся каштановые пряди едва ли достигали плеч.
— Соня, почему мне без тебя так плохо?
И тут Соня поведала ему свою теорию о двух половинках, которые они нашли друг в друге, добавив:
— Если будет известно, что завтра тебя не станет, я yм.py заранее. А лучше… Лучше было бы просто yмe peть в один день. Хоть сейчас.
— Что ты такое говоришь, глупенькая?
Он обнял её впервые в жизни. Не было ничего, что кричало бы в них о стp.acти. Нежность, родство душ, желание защитить, всегда-всегда защищать её и беречь… Соня примлела в его объятиях, а Илья не мог понять: как же так, ведь они совсем не знают друг друга? Ведь они совсем не смогут друг без друга… теперь.
— Нет, девочка Соня. Я не хочу умupaть сейчас. Давай лет через 50? Только ты чуть дольше. Умupaя, я хотел бы знать, что ты ещё есть.
— Говорю же тебе — в этом «подольше» для меня нет никакого смысла.
После встречи с матерью Сони под первым ноябрьским снегом Илья с опозданием зашёл в класс. Увидев его, Соня засияла, как солнышко,
и подпрыгнула на месте. Учительница биологии давно заметила трогательную симпатию между молодыми людьми и реакция Сони на появление в классе Ильи смягчила её гнев.
— Входи. Больше не опаздывай.
Как она подпрыгнула, как засияла! Милая Сонечка! Нет, ни за что он не откажется от общения с ней. В конце концов, они только иногда держались за руки, не было даже поце лyeв! По струящимся бликам в каштановом цвете её пушистых волос, по профилю, что не решался оглянуться, Илья знал, что Соня думает о нём. Они нашли друг друга на границе времён — так шутила Соня. Приближался 2000 год.
В пятницу, едва Илья вошёл в квартиру тёти, раздался телефонный звонок. Звонила мама через автомат.
— Илюш, отца уволили.
Поток причитаний, состоявших из фраз «что же теперь делать», «работы здесь больше нет, ты же знаешь», «что моя зарплата? Копейки!», «этих двоих, младших, чем кормить?!» был сдобрен материными слезами. Наконец, он закончился просьбой:
— Хоть ты учись там хорошо, Илюш, не подведи нас. И денег пока выслать не можем, сам понимаешь. Будь экономнее с тем, что есть.
Поначалу Илья никак не связывал увольнение отца с угрозами Сониной мамы. Но в понедельник, после уроков, он нашёл в рюкзаке записку: «Я тебя предупреждала, мальчик. Это только начало.»
