Две дочки погодки, пяти и четырёх лет, мирно посапывали в своих кроватках у дальней стены комнаты. Катерина с мужем сидели на кухне друг напротив друга.
— Не могу я это сделать. Грех это. – Катерина рассматривала свои пальцы с коротко и неровно обрезанными ногтями.
— Кать, тесно. Давай подождём. – Фёдор, набычился, исподлобья смотрел на жену, сцепив руки, даже косточки побелели. – Как мы будем в однокомнатной квартире впятером?
— Девчонкам двухъярусную кровать купим, как хотели. Одну кроватку оставим для сына. – Упрямо говорила Катерина.
Федор, забывшись, вскочил из-за стола. Ножки стула со скипом царапнули по плиткам пола. Катерина вздрогнула и осуждающе посмотрела на мужа. Он шагнул к окну и уставился в ночную темень. Руки оттопыривали карманы домашних спортивных штанов, спина напряжена. Катерине стало жаль его и себя. Она до сих пор любила Фёдора. В маленькой кухне сразу стало тесно и темно. Катерина вздохнула. «Прав. Двухкомнатная квартира, когда ещё будет, а тут даже ползать негде».
— Это мальчик, я чувствую. Мы же хотели. Ты хотел… — она говорила с нежностью от любви к мужу и ребенку внутри себя.
— Сама же потом мучиться будешь. Так мы никогда не накопим на квартиру. Кать, давай подождём, — он повернулся и умоляюще посмотрел на неё.
— Никогда тебе не прощу, — прошипела она.
Глаза горели праведным гневом, казалось, могут прожечь Фёдора насквозь. Любовь сменилась ненавистью. Катерина вышла из кухни. Еле сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью.
Диван уже расстелен. Она окинула полутёмную комнату. Больше лечь негде, если только в прихожей на коврике. Катерина разделась, легка и отвернулась к стенке.
Утром она встала рано, быстро оделась, разбудила Фёдора.
— Детей через полчаса подними и в сад отведи. – Сказала и пошла в прихожую.
За ночь подморозило, и вчерашний раскисший снег превратился в колдобины на дороге. В темноте Катерина постоянно оскальзывалась. Тепло горели окна соседних домов. Люди просыпались, собирались на работу, завтракали, желали друг другу удачного дня… Катерина отчаянно завидовала им сейчас. Из окон лился такой тёплый свет, что она представить не могла, что там тоже могли ссориться, решать, оставить ребёнку жизнь или нет.
В ожидании маршрутки, она подняла воротник и уткнулась в него подбородком. Зябко. Автобус подошёл почти пустой. Всего через час они битком набиты людьми, спешащими на работу.
Высокое здание больницы горело всеми окнами. Только свет в них был не тёплый и уютный, а холодный и колючий. Она остановилась на секунду у входа. Порыв ветра подтолкнул её в бок. Катерина крепче сжала ручки пакета, открыла дверь и шагнула в пахнущее лекарствами и хлоркой приёмное отделение.
Она не помнила, как добралась до дома. В голове и животе чувствовала не лёгкую и звенящую, а тяжёлую и плотную пустоту. Дома сняла пальто и сапожки, легла на диван в платье, отвернулась к стене и уснула.
Ей снился летний день, кажется, она даже слышала пение птиц. Точно. Мальчик лет трёх, чумазый и белобрысый, в запачканных грязью штанишках, разглядывал что-то в траве. «Солнышко моё», — шептала Катерина и старалась разглядеть, на что он смотрит. Мальчик повернул к ней сердитое лицо и вдруг стал отдаляться или уменьшаться. Вот его уже не видать в траве. Катерина упала на колени, стала рыться в траве, царапать землю. Сломала ноготь, но не почувствовала этого.
— Кать, проснись. Ты стонала. Тебе сон приснился? – Она услышала голос мужа, вздрогнула от голоса и проснулась.
— Дети! — Тут же вскочила с дивана пружиной.
— Забрал я их из садика. Мы уже поужинали. Ты стонала. Прости, Кать. – В другой раз её захлестнула бы нежность к мужу, но сейчас, в наполнившей её пустоте, не возникло никаких чувств.
Она села на диван, посмотрела на свои руки. Ногти целые, пальцы чистые, не в земле. Её мучил вопрос, как она во сне называла мальчика. И не могла вспомнить.
Они жили по-прежнему. Фёдор работал, брал любые подработки, чтобы добавить деньги к материнскому капиталу и купить большую квартиру. А там и о машине можно подумать. Опять же, можно подрабатывать извозом, детей вывозить на природу… Он часто говорил о планах на будущее. А Катерина отвечала, что воспитательница отругала её на днях. Сапожки у Ани промокли на прогулке, купить нужно срочно новые. Ей было очень стыдно слышать это при детях и других родителях. Завтра купит, заодно Свете новое пальто, выросла, рукава совсем короткие.
Муж сопел, молча, смотрел в окно на кухне, сжимая кулаки в карманах домашних спортивных штанов. Так получилось, что неоткуда ждать им помощи. Сердце у Катерины затвердело в груди. Жили, спали, ели, даже разговаривали, а души и тепла между ними с Фёдором не было. Отдалились друг от друга.
Фёдор спрашивал, долго она ещё будет казнить, что уговорил её сделать аборт. Глаза Катерины тут же загорались ненавистью. Они несколько долгих мгновений боролись взглядами. Фёдор отводил глаза первым. Разжимал кулаки, руки повисали плетьми, плечи опускались. Он отворачивался к окну. А ведь когда-то между ними была любовь, было всё совсем по-другому.
Однажды, поздним вечером в квартире раздался звонок. Девчонки бросили игру и удивленно уставились на Катрину.
— Не выходите. Я открою. – Она вышла в прихожую, притворив за собой дверь комнаты.
Не сразу узнала на пороге Женьку. Растаявший снег блестел крупными каплями на пальто, на шапке, в выбившихся волосах. После оттепели подморозило, третий день, не переставая, мело.
— Это я, Кать. Можно? – дрожащим от холода голосом сказала соседка с первого этажа.
— Ты что так поздно? Гуляла в такую погоду? Заходи, раздевайся. – Катерина протянула руки, собираясь помочь.
— А Фёдор дома? — Девушка мялась на пороге, переступала с ноги на ногу. – Ой, дети ещё не спят. Привет. – Она улыбнулась замёрзшими губами.
Катерина оглянулась и увидала сквозь приоткрытую дверь две любопытные мордочки дочек.
— Раздевайся. Фёдор на работе, а девчонок я сейчас уложу. Проходи сразу на кухню. – Катерина увела девочек назад в комнату.
Полчаса прошли в умывании, переодевании ко сну.
— У нас гостья. Сегодня без сказки, ладно? – Катерина поцеловала девчонок и выключила свет.
Женя сидела на табурете. На плите шумел чайник.
— Ничего, что я похозяйничала? Замёрзла очень. Да и разговаривать легче за чаем. – Совсем по-взрослому сказала она.
Катерина разлила чай по чашкам, пододвинула гостье вазочку с конфетами и сушками.
— Так что стряслось у тебя? — спросила она и отпила, обжигаясь, из чашки.
— Только не кричи, как мать. Уши заложило от её крика. Потому и ушла, и гуляла по городу. – Семнадцатилетняя Женька обхватила озябшими ладонями горячую чашку. – Беременная я. – Она робко подняла глаза на Катерину.
Ту, словно кипятком обдало.
— Славка говорит, что рано, надо избавиться, учёба, то да сё.
— Трус и ребёнок ещё твой Славка. – Катерина в сердцах облилась чаем. — Так ты за советом пришла?
— Нет. Я всё решила. Деньги на аборт пришла попросить. Дашь? – Женька осторожно взглянула на соседку.
— Так если Славка не хочет ребенка, пусть найдёт денег. Должен как-то поучаствовать.
— Нет у него. И родителей просить не будет. Все деньги, что накопил, потратил на новый компьютер. Родители сейчас не дадут, а до зарплаты ждать нельзя. – Деловито, как ребёнку, объясняла Женька.
— А мать? Она заинтересована. Даст. – Подсказала Катерина.
— В век у неё не возьму. Так орала, обзывала. До сих пор меня трясёт. А я знаю, что она меня тоже по залёту родила. Сама говорила. Только отец женился на ней. А Славка хороший, только слабый. Ему ещё в армию идти. Правда, рано нам ещё детей заводить. Так ты дашь мне денег?
— О том, что рано, надо было раньше думать. – Катерина понизила голос. — Нет. Денег нет. А и были бы, не дала бы. Детей не заводят. Это дар Божий. А если Бог его даёт, то обеспечит и средствами. Я вот… – Катерина вдруг осеклась, махнула рукой. — Глупость сделала. Сейчас жалею. Устроится всё. И мать простит. Она любит тебя. Как увидит маленькое сладкое солнышко… — В глазах Катерины заблестели слёзы.
— Да я и сама понимаю. Но Славка. Мать… — Женька пожала плечами и допила чай.
— Тебе жить. Тебе решать. Только пожалеешь потом. Уж я-то знаю.
Уже шёл первый час ночи, когда вернулся Федор, и Женька засобиралась домой.
— Я провожу, — вызвался Фёдор.
— Куда? Я же на первом этаже живу. – Прыснула Женька.
— Чего приходила? – уплетая котлеты, спросил Фёдор, когда соседка ушла.
— Денег просила, а я не дала, — спокойно, сверкнув глазами, ответила Катерина.
Вилка застыла в руках Фёдора. Он напрягся, но, то ли от усталости, то ли не хотел разжигать ссору, встал из-за стола. Но не подошёл к окну, а пошёл спать.
На следующий день Катерина встретила мать Женьки. Спросила, как дела.
— Как-как? Женька школу закончит и родит осенью. – Отмахнулась Женькина мать. — Сначала ужас как разозлилась, выдрать хотела. Не могу грех на душу взять, на аборт её послать. Выдюжим как-нибудь.
— И правильно. Я вещички посмотрю. Мы скоро купим двухъярусную кровать, одну кроватку вам и отдадим. А девчонки у меня няньки хорошие. – Щебетала Катерина, а мать Женьки вздохнула и пошла дальше.
Перед Новым Годом Катерина бежала домой с полными сумками покупок. Ползарплаты истратила на новые платья девчонкам, да туфельки, да подарки. Закружила праздничная суета, тратила деньги, не жалея.
Из подъезда с коляской выходила Женька на прогулку.
— Давай помогу. – Катерина легко и ловко подхватила коляску, спустила со ступенек крыльца. – Ух, какой красивый бутуз! На тебя похож.
— Нет. – Женька улыбнулась. – На папку. Только в армии он.
— Пишет? – Катрина не сводила глаз с малыша.- Пишет. Только я не отвечаю, – без сожаления ответила Женька.
Катерина уже взялась за ручку двери, когда Женька окликнула её.
— Спасибо тебе. – И улыбнулась радостно.
— Всё хорошо будет. Главное, сын здоровенький. – Крикнула на прощание Катерина.
«У меня мог быть такой же. – Шевельнулась в голове мысль, но она тут же отогнала её. — Что сделано, то сделано. Не воротишь. За Женьку рада. А нам было бы действительно тяжело жить впятером в однокомнатной квартире». И заторопилась домой. Нужно успеть спрятать подарки и бежать в сад за девчонками.
А вечером Фёдор сказал, что они, наконец, скоро передут в двухкомнатную квартиру. Он даже выбрал уже. Дети прыгали от радости. У них будет своя комната! «Что ж, всё, что ни делается — всё к лучшему. Дочкам больше любви достанется». – Улыбнулась Катерина.
