Больше всего Катя боялась, что шестилетняя дочка Анечка не примет ее нового мужчину — меланхоличного дирижера Валеру с кудрявыми бакенбардами как у Пушкина.
Душа у Кати всегда была поэтическая, тяготеющая к чему-то возвышенному, но замуж она вышла за солдафона Павлика, потому что залетела. Как там говорится: ночи в мае теплые… Павлик ей нравился широкими мускулистыми плечами и ямочкой на подбородке, а подружки говорили, что в первый раз нельзя забеременеть, она и поверила. Оказалось, можно. Пришлось расписаться, иначе мать со свету сжила бы за такой позор.
Сначала еще ничего было, но потом… Пашка оказался редкостный мужлан, еще и выпить любил, так что никаких тебе опер и картинных галерей, его даже в кино было сложно вытащить! Катя с ним подурнела, обабилась и сама себя стала презирать. Поэтому, когда застала его на дне рождении дочери лобызающимся в кладовой с соседкой Алевтиной, со спокойной душой подала на развод. Пашка плакал, просил прощения, клялся, что соседка сама на него набросилась, но Кате было все равно: официальный повод был, а большего ей и не надо.
После развода она вмиг расцвела: похудела, приобрела загадочную бледность, устроилась работать билетершей в филармонию, где и встретила Валеру. Он был ниже ее на полголовы, его карие с поволокой глаза выражали вечную муку, и после концертов он часто подолгу сидел в гримерке, рассматривая свой длинный нос и бакенбарды в зеркале.
Их роман случился в августе, когда Анечка была в деревне у бабушки со стороны отца. Катя не особо хотела отпускать туда дочку, знала, что и неграмотная бабка, и ее отец-солдафон, который мог нагрянуть туда в выходные, плохо повлияют на девочку, но другого пути освободить вечера для встреч с дирижером она не видела.
Из деревни Аня вернулась чумазая, с разбитыми коленками и одноногой облезлой куклой.
— Господи, где ты это чудище взяла?
Аня насупилась, прижала куклу к груди. У нее была тайна: во-первых, эту куклу ей привез папа, а, во-вторых, ногу у куклы оторвал соседский мальчишка по имени Вася, и Аня поклялась в следующем году за это отрезать ему ногу, надо было только выпросить нож у папы. Папа был военный, Аня знала об этом, и у него точно должен быть нож.
— У бабы нашла, – соврала Аня, потому что знала, что мама не одобрит папин подарок. – Ее зовут Машенька, я ее лечить буду.
Мама тяжело вздохнула, провела по волосам дочери и задумчиво произнесла:
— Ну ладно… Вытянулась-то как! Надо новое платье тебе купить. Хочешь новое платье?
Ане вовсе не хотелось идти в магазин и торчать в душных примерочных, пока продавщицы будут носить самые разные платья, похожие все одно на другое: с узкими горловинами, в которых Аня боится задохнуться, с шершавой твердой тканью, пока одно из этих платьев не удовлетворит, наконец, маму. Но расстраивать маму не хотелось, и она сказала:
— Хочу.
На следующий день они пошли в магазин и купили два платья – одно бело-красное, с матросским воротником, а второе зеленое с рюшами, совсем уж ужасное, но мама нашла его «изящным», поэтому его взяли, хотя Аня не поняла, что значит это слово, произнесенные мамой с придыханием.
А вечером они пошли в парк, где мама познакомила ее со странным дядькой – он был невысокий, с узкой головой, длинным носом и лохматыми щеками. Аня чуть не засмеялась оттого, какой он нелепый, но вовремя остановилась, вспомнив, что мама говорила, что смеяться на людях невежливо. Этот дядька (мама сказала называть его дядя Валера) подарил ей огромную куклу в блестящей коробке. У куклы были длинные белые волосы, выпуклые голубые глаза и розовые губки бантиком.
— Спасибо, – спохватилось Аня, когда мама строго посмотрела на нее.
Потом они гуляли по парку, и Аня целых три раза прокатилась на карусели, после чего ее вырвало шоколадным мороженым, которое она только что съела, выпросив его у мамы. Мама рассердилась, но почему-то не ругала Аню, как обычно.
Валера был завидным женихом, Катя прекрасно знала, что за его сердце давно сражаются виолончелистка Люба и костюмерша Агния, поэтому очень боялась, что Аня все испортит. Мало того что она пошла в мужлана Пашку: совсем не интересовалась балетом и музыкой, вечно ходила растрепанная и грязная, так еще и задавала дурацкие вопросы Валере, вводя Катю в краску.
— Тебе понравилась новая кукла? – в десятый раз спрашивала она у дочери, считая, что та недостаточно ценит внимание такого замечательного человека, как Валера.
— Нормальная, – ответила Аня, но вечером Катя заметила, что дочь потащила к себе в кровать страшную одноножку. Ей стало обидно за Валеру и за себя – это она помогала ему выбирать куклу, и была довольна своим выбором, надеялась, что дочь ахнет от восторга, а она нянчится с этой вульгарной страшилой.
Ане новая кукла не понравилась – она была какая-то слишком чистенькая, глянцевая, с такой и играть страшно. К тому же она была большая, почти как маленький ребенок, и это ее немного пугало – вдруг кукла оживет и решит занять ее место? А что, маме такая дочь понравится гораздо больше, чем Аня, она не сомневалась.
Скоро они с мамой переехали в новую квартиру – темную, заставленную громоздкой мебелью, которую мама называла «антиквариат». При переезде она хотела выбросить старую куклу, но Аня вцепилась в нее и не отпускала.
— Вот упрямая! – разозлилась мама. – Вся в отца.
Когда маме не нравилось, как Аня себя ведет, она всегда так говорила: вся в отца.
Однажды, когда Аня уже легла спать, в квартиру позвонили, и она услышала сквозь сон какой-то знакомый голос, но чей не смогла понять. Она уловила несколько слов: «похороны», «в четверг» и «все же отец». Кто-то тихо плакал, и Аня испугалась. Она крепко прижала к себе одноногую куклу и зажмурила глаза.
На следующее утро у мамы были красные глаза. Аня спросила, кто вчера приходил, но мама сказала: никто. А в четверг она надела черное платье, черный платок и куда-то ушла. Ане не нравилось оставаться с этим дядей Валерой с лохматыми щеками – он не разрешал ей прыгать, кидать мяч и открывать окно, даже форточку, потому что его продует.
— Поиграй с куклой, – велел он.
Когда Аня взяла в руки свою старую куклу, он нахмурился:
— Фу, какая она грязная! Зачем она тебе нужна? У тебя же есть новая кукла, неужели она тебе не нравится?
Аня спрятала руку за спиной и скрестила пальцы.
— Очень нравится, – сказала она.
— Вот и славно. Иди, поиграй.
Вечером Аня слышала, что мама плачет, а дядя Валера почему-то сердится. Раньше, когда папа жил с ними, мама часто плакала. Неужели и с дядей Валерой она будет плакать? Когда Аня вырастет, она ни за что не выйдет замуж – зачем это нужно, чтобы все время плакать?
— Ты опять тащишь в постель эту грязную куклу? – рассердилась мама. – А ну-ка, убери ее!
— Не уберу! Она боится спать одна!
— Аня, прекрати, тебе в школу в том году, а ты все как маленькая! Положи куклу в коробку!
Когда мама ушла, Аня все равно достала куклу и положила ее с собой.
А утром куклы не было. Аня обыскала везде: под кроватью, перетрясла одеяло, заглянула под подушку… Нету. Она вспомнила, как папа сказал ей, когда принес эту куклу:
— Пока она с тобой, доченька, ничего не случится! Береги ее, это будет твой талисман.
У папы были шершавые ладони, а на руке большие блестящие часы. Ане они очень нравились.
— Подари мне такие же! – попросила она.
Папа засмеялся.
— Вот вырастешь, подарю!
Аня подумала, что не видать ей теперь часов – если уж она куклу не смогла сберечь, разве доверит ей папа часы! Она горько заплакала, укрывшись с головой одеялом, в надежде, что сейчас она опять уснет, а когда проснется, кукла будет рядом.
Кукла так и не нашлась. Аня спрашивала у мамы, спрашивала даже у дяди Валеры, но они отвечали ,что не видели ее и напоминали, что у нее есть другая кукла. Рассказывать им про папу и про часы она не хотела.
Дни сменяли друг друга, Аня росла, готовилась к поступлению в школу – учила буквы и цифры, а потом они с мамой купили красивый рюкзак и разные карандаши и тетрадки.
Когда в июле мама сказала, что Аня опять поедет к бабушке, она испугалась – а если папа спросит про куклу? Ей не хотелось его огорчать – сама она уже перестала по ней горевать, и поэтому решила соврать, что забыла ее дома.
Папа не пришел ни на первую неделю, когда она была у бабушки, ни на вторую. Аня расстроилась – ей столько всего нужно было рассказать папе! Она даже взяла с собой букварь, чтобы показать ему, как она научилась читать.
— Баба, а когда папа придет?
Бабушка посмотрела на нее как-то странно, словно не поняла. Оглохла она, что ли?
— Я ведь скоро уже уеду, – пояснила Аня. – А к нам туда он не приезжает – мама ему запретила.
Лицо бабушки, и без того морщинистое, стало похоже на курагу – все съежилось, собралось складками.
— Погоди, — сказал она. – У меня для тебя что-то есть.
Бабушка порылась в платяном шкафу, откуда всегда пахло чем-то кислым, и достала оттуда коробочку. Она протянула ее Ане и сказала:
— Это папа тебе передал. Подарок.
Аня взяла в руки коробку – может, так будет еще одна кукла? Может, папа как-то узнал, что первую она потеряла? Аня потрясла ее, потом осторожно открыла и ахнула – внутри лежали те самые часы.
— Это мне? – изумилась она.
Бабушка кивнула.
Аня попыталась нацепить их на свою руку, но они скользили и падали вниз.
— Большие, – расстроилась она.
— Ничего, вырастешь, – пообещала бабушка. – Можно, они пока у меня полежат? А то твоя мама…
Бабушка не закончила, но Аня поняла, что имела в виду бабушка, хотя и сама не смогла бы сказать, почему не стоит брать часы с собой.
— Если я умру – они тут будут лежать, в шкафу. Заберешь их.
— Что значит – умру? – спросила Аня, смутно вспоминая мамино объяснение, что «умру» – это значит переехать жить на небо. Как же она сможет забрать часы, если бабушка переедет? Она же заберет свои вещи с собой – вот они с мамой забрали вещи, когда переехали к дяде Валере.
Бабушка внезапно обняла ее, прижала к пахнущей супом юбке.
— Одна ты у меня осталась, – прошептала она.
Непонятно, отчего Ане стало грустно, как в мае, когда воспитательница прощалась с ними и говорила, что никогда их не забудет. И почему-то она вспомнила свою одноногую куклу и папу – интересно, он все же приедет этим летом? Спрашивать об этом бабушку она больше не решилась – по смуглому морщинистому лицу катились слезы, хотя у бабушки вовсе не было мужа, из-за которого можно было плакать…
