–Ты на Варюху-то не гляди, зря глазюки не трать. Она – Витькина.
Лёнька поспешно отвёл глаза, посмотрел на Матвея, а потом отвернулся, поглядел на длинный ряд новеньких столбов с голубоватыми чашечками изолятора, на стоящие поодаль бульдозеры и вытянувший шею путеукладчик.
Сюда, в глубь тайги, он приехал совсем недавно. У подножия сопки, возле реки растянулись цепочкой жилые вагончики и подсобные сараи.
Прикатила его бригада буквально на днях на груженой железными кроватями и ящиками с провиантом дрезине. Мужиков тут было много, работали вахтой, строили железную дорогу, а вот женщин совсем мало.
Где уж тут новеньким! Тут за каждую незамужнюю девицу – война.
На импровизированной площадке, вытоптанной и поэтому грязной от оттаявшего снега, устроили вечерние танцы-посиделки. И хоть гармонист Сергеич и заливал вальсы, никто не танцевал. Особенно виртуозно он играл вальс «На сопках Маньчжурии».
Но местные парни считали танцы чем-то уж совсем глупым и легкомысленным, да и девушки собрались тут к вальсам не особо привычные.
И лишь, когда попросила Клавдия, жена начальника смены, сыграть частушки, когда спела первые залихватские строки, оживились все.
– Я любила тебя, милый,
И любить хотелосё
А теперя что такое,
Куда чего делосё?
И только девушка с черной длинной густой косой осталась в стороне, стояла на холме возле фонаря на вкопанном бревне, улыбалась, смотрела на пустившихся в пляс подруг. Ее видел Леня ещё вчера, когда работал на путях, она лихо ругалась с каким-то пожилым рабочим, размахивала руками, объясняя что-то. А сейчас скромно стояла в стороне. Красивая. Даже ватник и валенки не могут скрыть её красоты и какой-то внутренней утонченности. Красивая … Но … уже Витькина.
Витька – парень был бравый. Леню поселили с ним в одной теплушке. И ещё вчера слышал он разговор, но ещё не знал, что это об этой самой девушке.
– Зинка моя говорит, что Варька фыркает, когда ей говорят, что с тобой она.
– Хм! Ничего! Пофыркает- пофыркает, да и кончит. И ни таких гордых уламывали. Чай, и я не простой. Вот сходим на волков, я ей шкуру волчью приволоку, посмотрим тогда, – отвечал Витька.
Мужики смеялись, подначивали, говорили, что коль на воде стрелять будут, не достанет он шкуру. Витька грозился достать.
Лёня ещё привыкал к местному укладу.
В теплушке плотно в ряд стояли койки в два яруса. С них свисали теплые одеяла. В углу стояла чугунная печь. Лёня грохнул охапку смолистых поленьев, принялся разжигать огонь. Слабый огонек в топке разгорался. Сегодня, он был дежурным на ночь. Печь приходилось топить круглосуточно, теплушка быстро охлаждалась, хоть под вагонами и прикрыто все было досками или фанерой.
– Ты бензина плесни, новенький. А то полчаса сидеть на корячках будешь.
Наконец печь разгорелась, Лёнька прикрыл дверцу, внутри затрещало.
– На волков с нами пойдешь на днях, – сказал ему Матвей.
– На волков? Я не умею.
– Да там и уметь нечего. Загонять будем. Беда у нас от них. Недавно двух псов загрызли. Одного матёрого волчищу прямо тут пристрелили, между вагончиками шастал. Шерстопятовы, семья тут, – он махнул рукой, – курей под вагоном развели, так вот волки-то и повадились.
– А чего у вас и ружья есть?
– Нету. В том-то и дело. Только одно – у Витьки. Так мы их к реке загнать хотим, поплывут, постреляем и из одного. Давно уж операцию готовим. Так что, собирайся.
***
Наступили холода, по утрам земля индевела, и хрусткий ледок стал подёргивать воду реки. Согретая щенячим теплом, волчица теперь подолгу лежала. Волчата подросли.
Здесь было их логово. Логово под бугром, под склоном, которое они облюбовали ещё вместе с волком. Это было их хозяйство – леса, долины, сопки и полноводная река. Здесь, в земляной прели, родились их волчата.
И лишь в последнее время тревожили незнакомые звуки. Звуки железа, голоса людей. Они пугали, заставляли таиться.
Однажды волк не вернулся. Волчица сразу почуяла пустоту, запах смерти. Оставив волчат в логове, пробралась через насыпь к вырубке, пробежала открытым пространством смело, поднялась на гребень и внимательно осмотрела людское жилище у реки, послушала гудки, крики и совсем непонятные звуки.
Волчат тогда из логова она не уводила, возилась целыми днями с ними в траве. Приносила им птицу с озера, ловила мышей. Волчата подрастали, гоняли по кочкам, кубарем скатывались со склона, учились ловить мышей. Пора было отучать их от сосков.
Волчица всегда настороженно внимала лесному шуму, учила и волчат осторожности, била лапой в наказание. Они вздрагивали, взвизгивали, ширили свои жёлтые глаза – они учились. Наверное, надо было уводить волчат, но не с кем было держать совет. Волчица была совсем одинока.
За своего волка она тогда отомстила. Два кобелька, приманенные ею от людского жилья, были беспощадно задушены, утащены были несколько курей. Но это было лишь тогда, когда месть залила кровью глаза, когда обида заставила рисковать. Больше волчица к людям не ходила. Она растила волчат.
В лесу уже выпал снег. Ударили первые морозы. Волчата смешно и глупо забирались в снег носами, скакали и фыркали от холода белого пуха. Волчица любовалась и грустила. Ноги волчат отвердели, стали сильнее. Всё труднее стало удерживать их на месте. Уже вместе с ними стала волчица чаще приходить к берегу реки. Там жили гуси – знатная добыча для волков.
Они уже знали что такое человек. Волки часто слышали людские голоса, шаги, видели тёмные фигуры. Но это было не страшно, нужно было просто прилечь, переждать или обойти стороной. Самый крупный смышленый волчонок вёл других уже за собой. Волчица все больше доверяла ему. Она стала уходить на охоту дальше, вдоль по подмерзшему берегу реки.
***
В женской теплушке вечером девушки резали и рвали красные тряпки, привязывали их к длинной верёвке. Тихо звучал радиоприемник.
– Ох, как представлю, что завтра будет, прям страх. Лишь бы не напали ни на кого. Всех бы постреляла, – вздыхала Рая, привязывая тряпицу.
– Да не переживай. Твоего Ваську медведь не повалит, а уж волк…, – посмеивалась Катерина.
– Ну, не скажи, коль нападет со злости волк, так он похлеще любого медведя будет. Бывало, что волки и медведей загрызали.
– Так это стаей.
– А у нас чего? Не стая что ли? Сколько уж раз видели. Тетка Люба вон лично сразу пять спин видела у реки. Тихо, говорит, идут, как партизаны.
– Ладно тебе страх-то нагонять. У нас вон Варькин Витька есть с ружьём. Против ружья не попрешь, да и против Витьки. Да, Варь?
Варя крошила капусту, нож ритмично стучал по деревянному столу.
– Захочу и попру. Я не волк, меня ружьём не возьмёшь.
– Так у них на этот счёт другое ружьишко имеется, – захихикала Раиса, – И оно покрепче железного бывает.
– Ох, и похабница ты, Райка, – улыбалась, но махала рукой тетка Зина. Она замешивали тесто на завтрашние пироги. Победу над волками собирались и отпраздновать.
– А я думаю, в любви это не главное. Главное, чтоб на сердце лег, да, тёть Зин. Скажи! Ты ж вон как своего Игната помнишь. Ведь не за это же… – спросила Катерина.
Зинаида стряхнула с рук налипшее тесто, села на табурет.
– Ох, девоньки мои. Любят вообще не пойми за что. Просто любят, да и все.
– А может любовь потом придти? – оживилась Варвара, – А? Вот нет ее, а потом постепенно пришла? Может ведь такое быть, теть Зин?
– Бывает и такое. Это, если поймёшь, что человек такой хороший, и так любит тебя, что и ты… И людей любит, и вообще любить способен. Тогда может и придет, – тетя Зина вздохнула, – Хуже, если сердца в нем нет. Тогда, считай – пустое дело.
***
В это утро волчица ходила ещё дальше обычного. Распуганные ими гуси отдалялись. Она возвращалась с болотной птицей в зубах настороженно слушая гремящее впереди эхо. Тревожно вспархивали над лесом птицы.
И тут, сквозь деревья, она увидела цепочку красных флажков. Эхо все нарастало, приближалось. Волчица мелко задрожала, бросила добычу и уже собралась было отдаляться, как вдруг – тонким слухом уловила визг мечущихся своих волчат. Она бесстрашно вскочила и бросилась рывком через открытое пространство туда, где было их логово.
Рядом что-то страшно грохнуло, она как будто оглохла, замерла на миг под кочкой, но вскоре вскочила и чуть медленнее, вихляя, помчалась туда же. И тут острым взглядом увидела серые спины своих волчат.
Они бросились в камыши. Она завыла, призывая их. Волчата услышали, бросились к матери. Их было на одного меньше. За их спинами опять загрохотало, она оглядывалась, волчата, припадая к земле, скачут за ней. Они обезумели от страха, и сейчас видели только материнскую спину.
Людские фигуры с палками и топорами, чертыхаясь, давили сзади, прижимали их к реке. А там, на другом берегу тоже было – людское жилье.
Волчица металась, но все же выскочила на тонкий лёд реки. Лёд проломился и она поплыла на другой берег. Волчата чуть затормозили испуганно, но последовали за матерью. Они скулили, фыркали, уходили под ледяную воду и вынаривали перепуганными мокрыми мордами, поводя в испуге глазами. Рывками плыли вслед за матерью.
Волчица прорывалась сквозь ледяную воду, слышала грохот совсем рядом. Холод сковывал тело. Старший волчонок вынырнул высоко над водой, взвизгнул от нестерпимой боли, а потом захрипел. Волчица пыталась схватить его за загривок, клацала зубами, но хватала лишь ледяную воду. Вода уже сомкнулась над ним. И уже погружаясь в её глубины, он видел над собой свет и тень своей матери.
Опять загрохотало. Волчица поплыла дальше, неосознанно уже ведя за собой оставшихся четверых волчат. Почувствовала лапами землю, рванулась в камыши из последних сил, гонимая грохотом выстрелов.
С испугу не затаилась в камышах, а выбежала на открытый склон с редким кустарником, и опять увидела рядом вспоротую пулями землю. Завизжала. Оглянулась, вернулась, зло с рыком схватила упавшего от усталости или ранения волчонка, потянула, он встал на ноги, побежал за матерью. И опять всполохи огня. Волчица увидела людское жилье, перед глазами – расщелина в досках, и она метнулась туда.
Варвара смотрела из окна теплушки. Встали они рано, провожали мужчин. А теперь в теплушке она была одна. Услышала выстрелы, выглянула в окно, а потом резко отпрянула – увидела, как серые мокрые тонкие звери стайкой бежали прямо на неё, а потом исчезли.
Выходить было страшно, хоть стрельба и прекратилась. Но тут из перелеска, от реки показался Леня, он бежал к их теплушке, звонко стукнул и сразу вошёл.
– Варя!
– Чего там, Лёнь?
– Волки! – Лёня переводил дыхание, – Волки сюда бежали. Я с моста видел. Меня туда дежурить поставили. Я пойду, посмотрю тут, – он быстро вышел из теплушки, направился вдоль их жилья.
Вышла за ним и Варя. Она спустилась со ступеней, осторожно прошла вокруг теплушки, и вдруг услышала лёгкий звук, возню за огороженным досками пространством под колесами их вагончика.
Она побоялась отодвигать фанеру лаза, но заглянула в щель между досками и тут же резко отпрянула – из противоположного угла на неё смотрели жёлтые глаза волчицы. И хоть внутри было и темно, но в щели досок проникал свет. Варвара разглядела её. Мокрая, ощеренная, смотрящая ей прямо в глаза. К ней прижимались волчата. И хоть были они большими, но по какой-то особенной их тонкости, по тому, как прижались они к матери, Варваре сразу стало понятно – перед ней мать с детьми.
Варвара оглянулась на реку. Через мост, который был метрах в трёхстах левее, уже шли мужики. Она не задумываясь помчалась к сараю, схватила лист фанеры, собираясь приставить его к самой большой щели, а когда несла его обратно, из-за угла вышел Леонид.
– Не знаю…как сквозь землю. Слава Богу, ушли! А я думаю, выйдут вон мальчишки Шерстопятовы, а волки раненые злые… Вот и побежал сюда.
– А они раненые?
– Да возможно. Пристрелили там точно одного, – и тут Леонид вдруг заметил, что Варя держит тяжёлую фанеру, – Ты чего это? Помочь?
– Да не надо. Дует у нас. Вот, приставлю.
– Давай, – он взял из ее рук фанеру, понес к теплушке, – Куда?
– Сюда…
И тут под теплушкой Леонид услышал лёгкое поскуливание. Он быстро отодвинул фанеру входа и заглянул туда. Раздался грозный рык!
Леонид, ошарашенный, очень медленно вылез назад, аккуратно прикрыл вход под вагончиком, посмотрел удивлённо на Варю. Затем взял фанеру и прикрыл щель в досках.
– Ты прячешь что ли их?
– Прячу…
– Ну, ты даёшь, Варвара…
Подходили мужики. Усталые, потные, и совсем не похожие на победителей. Они расходились по селению, заглядывали в закутки, но уже без особого энтузиазма.
– Видел чего? – крикнули Лене.
– Ушли туда? – Лёнька махнул рукой в сторону лесных сопок, – Я видел с моста. Там хорошо видно.
Мужики обсуждали, махали руками, собирались кучками, но вдогонку за волками идти никто уже не спешил.
А Варвара уже понимала, что не даст убить волков. Даже если сейчас их обнаружат – не даст. Она стояла на крыльце теплушки ни жива ни мертва. Только б ушли, только б ушли мужики! Среди них не было Вити. Где он, интересно. Самый опасный для волков человек, для матери и ее волчат. Человек с оружием. Человек – победитель.
Она чувствовала поддержку. Леня отошёл, разговаривал с мужиками, махал в сторону сопок. Всем своим нутром Варвара чувствовала страх матери там, под их теплушкой. Страх дикого зверя, оказавшегося в западне.
Она так и не двинулась с места, хотя ей пора было собираться на смену. Вернулся Леня.
– Всё! Ушли все. Надо выпустить их, Варь. Это опасно.
– А как?
– Иди в вагон. Я сейчас открою фанеру. Они сами выйдут.
– Я боюсь за тебя.
– Не бойся, иди.
Она прильнула к окну, но видно было плохо. Не выдержала, приоткрыла дверь – вышла на крыльцо. На крыльце стоял и Леня, держал перед собой фанеру. Дыра была открыта, но волки не выходили, и тогда Леня начал топать ногами. Из под теплушки быстро вынырнула волчица, а за нею немного суетно четыре волка поменьше.
Их нельзя уже было назвать волчатами. Это были молодые поджарые волки, чуть мельче матери. Один из них припадал на заднюю лапу, на белом снегу оставался кровавый след. Волчица сначала быстро скрылась за кустарником, потом оглянулась, поджидая последнего, и посмотрела на Леонида и Варвару желтыми своими глазами. И показалось Варваре, что с жалостью посмотрела.
Варвара посмотрела на Лёню.
– Кровь…раненый один. А убили сколько?
– Я не знаю. Я на мосту был. Не по мне эта охота, – он спустился, заглянул под теплушку, вставил фанеру на место.
– Жаль их, – Варя посмотрела на сопку.
– Жаль. А мне кажется, что им нас жаль.
– Да, мне тоже так показалось.
Варе надо было бежать на смену. Она быстро собралась и отправилась на работу, так никому ничего и не рассказав.
А вечером праздновали победу над волками. Все опять собрались на площадке, пела гармонь. Мужики перешептывались – Витька готовил сюрприз для Варюхи.
Опять никто не танцевал вальсы, как не старался виртуоз – гармонист Сергеич. И тут к Сергеичу наклонился Колька, шепнул что-то на ухо и тот заиграл нечто торжественное.
Гордый и радостный вместе с Колькой к Варе шёл Витька. Они вдвоем за лапы несли охотничий трофей. Голова волка безжизненно болталась, почти касаясь земли. Они аккуратно положили волка перед всеми, но больше перед Варюхой. Девушки чуть отстранились, кто-то охнул, кто-то нервно хихикнул. Вид мертвого волка был жутким, задние лапы и живот окровавлены.
– Два было. Но одного так и не выловили, как не старались. Утонул, падлюка, – гордо и зло сказал Витька.
Раздались возгласы хвалы Витьке, мужики гудели, говорили о дроби, о ране, рассматривали.
Варвара подошла поближе, присела перед волком, потрогала, погладила его жесткую шерсть. Все притихли, смотрели на девушку с интересом.
Она встала, посмотрела на всех и сказала.
– Значит двое не выжили, да?
И сказала это с такой болью, что Витька вдруг понял, что не надо было вот так ей приносить мертвого волка, что ошибся он, что не такая она, как другие, и не видит она в этом совсем никакого героизма. Для неё он просто убийца несчастных животных.
– Варь, это я для тебя. И для людей старался, – уже не гордо, а скорее виновато сказал Витька.
Варя отвернулась. Витька понял – девушку он потерял.
Сергеич, чтоб разрядить атмосферу, опять заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Волка унесли. Варя нашла глазами Леонида и направилась к нему, взяла за руку, вывела в центр площадки и положила руку ему на плечо. Несколько неумело они начали танцевать.
А ночью пошел густой снег, покрывая сопки и леса. Стало светло и чисто. И над этим ночным светлым миром витал глухой волчий вой в несколько голосов. Он шел, как будто из-под земли, будил, будоражил сознание, леденил сердце.
Этот вой давал понять, что хозяевами здесь люди так и не стали. Что нет и не может быть в этой борьбе победителей.
Рассеянный хореограф
