Смена подходила к концу. Вячеслав, мужчина лет сорока пяти, подстриженный «под бокс», уставший, с синяками под глазами, сидел за столом и быстро заполнял какие-то документы.
Работа на маленькой подстанции Скорой помощи этого маленького, уютного городка, раскинувшегося по обе стороны медленной, царственно-спокойной реки, была и его радостью, и наказанием. Постоянное движение, риск, работа «на грани», бок о бок с тьмой, питали, успокаивали его страсть к жизни, полной испытаний. Постоянное «Справлюсь ли?» и ответ «Успели, справился» лили бальзам на беспокойную душу. Но была у этой медали и обратная сторона — сердце. Оно становилось все более чувствительным. Каждый вызов втыкал в него иглу, оставляя шрам. У коллег Вячеслава, наоборот, вырастала броня, грубела душа, они учились просто задергивать штору, разделявшую работу и жизнь. А Славка так почему-то не мог. То ли с годами становился сентиментальнее, пойдя характером в мать, то ли просто не умел отвлекаться.
У мужчины не было семьи. Работа плавно перетекала в одиночество, тихое, полное раздумий, день за днем становившихся все тяжелее…
-Ну, все, вроде. Елена Петровна! — обратился он к женщине, стоящей рядом и допивающей крепкий, сваренный тут же, на плитке, кофе. — Я пойду. Теперь только через месяц увидимся.
-А? Что? — мысли Елены Петровны витали далеко от этой узкой и длинной, как пенал, комнаты, от грязного, в подтеках краски от недавнего ремонта окна, от картотек, отчетов и докладных. Ей нужно спешить домой. — Да, Славик. Иди. Хорошего отпуска!
Ночь, уже пообтрепавшаяся, выцветшая в зареве восходящего солнца, делала свои последние тревожные вздохи, уступая место звонкому, суетливому утру. Слава вышел во двор, вдыхая талый, влажно-мягкий воздух. Дорога была скользкой, за ночь ручейки спрятались под тонкие занавесы льда, но, стоило наступить на них ботинком, раздавался легкий хруст и свободный, чуть мутноватый, ручей устремлялся к воротам, бежал по проезжей части, соединяясь с такими же змейками воды, как он сам. Весна…
Последняя смена перед отпуском закончилась. Слава (для друзей), а для пациентов Вячеслав Павлович, фельдшер с большим стажем работы и грузом прошлых ошибок спешил домой. Самолет вылетает через несколько часов, билеты лежат на тумбочке, в коридоре его маленькой квартирки. Жизнь прекрасна. Скоро можно будет растянуться на теплом, вездесущем песке и, закрыв глаза, просто слушать шум моря. Мысли отступят, их унесет волна, набежавшая на берег, подхватит и разобьет о гальку….
Моменты сомнения в себе как во враче, специалисте, таланте, в конце концов, приходили все чаще. Особенно остро мужчина сомневался в себе, когда принимал на работе практикантов. Те, затаив дыхание, слушали его рассказы о сложных случаях, трепетно выполняли все его поручения. Попасть к Угольникову Вячеславу Павловичу на практику считалось делом почетным. Студенты отвоевывали места у него в бригаде, ожидая чуда. А чуда не происходило. Он давал им все, что мог, но брать умел не каждый. Одни уходили от наставника, ощущая, что не зря потратили свое время, другие, наоборот, разочарованно качали головами.
А Вячеслав, сидя в пустой, темной квартире, все чаще начинал вспоминать об ошибках, стирая из памяти «удачные» выезды. Женщина с диабетом — запустили, не успели, «ушла»… Мужчина, что так и не доехал до больницы, хотя просил доставить его «целости и сохранности»… Пробки, аварии, объезды, что мешали поспеть вовремя, полные ненависти глаза родных, понимающих, что врачи бессильны, строчки в документах, где нужно описать, почему этот, вот только что дышащий, боящийся человек больше никогда не увидит новогоднего салюта…
Вина, всепоглощающая, тоскливо ноющая где-то внутри, подкрадывалась по ночам, терзала, вспарывая одеяло холодным ветром, мешая расслабиться.
Вячеслав Павлович устал. Отпуск был очень кстати, а после него — увольнение, «по собственному…». Заявление лежало в ящике стола, в кабинете. Слава пока никому не говорил о том, что уходит, не хотел шумихи.
-Вячеслав Павлович! — услышал мужчина голос за спиной, уже подходя к воротам Станции. — Хорошо, что вы еще не уехали!
Диспетчер, запыхавшись, остановилась рядом, переводя дыхание.
-Марфа Михайловна! Ну, что же вы все бегаете! С вашими-то ногами! Что случилось? — Слава обреченно уставился в глаза догнавшей его сотрудницы.
-Вызов, — коротко ответила она и сунула бумажку с адресом.
-Но я уже в отпуске! Уже… — Слава посмотрел на часы. — Уже десять минут, как…
-Не дури! Твоя смена не приехала еще, у нас запарка. Елена Петровна ждет тебя в машине. Давай, ноги в руки, и бегом! Потом в отпуск уйдешь!
-Но у меня билеты, самолет, у меня…
Он еще что-то говорил, но уже послушно шел за Марфой Михайловной, зло топая набойками ботинок по хрусткому, звенящему льду тротуара.
Сидя машине, мужчина бросил взгляд на адрес вызова.
-Это где? — поморщившись, спросил он.
-Это на другом конце города, ехать далеко. Но, если успеем до пробок, то промчимся минут за двадцать! — водитель лихо поправил кепку, которую носил в любое время годи и никогда не снимал даже в машине, прибавил скорости и помчал по пустому проспекту.
Фонари, магазины, жилые дома, редкие прохожие, дворники, клацающие лопатами по льду — всё мелькало за окном, не давая рассмотреть детали.
-А что там случилось-то? В карточке не написали.
Елена Петровна рассеянно взглянула на бумажку, которой Слава все тряс в воздухе.
-Кому-то плохо. Не сказали, что. Надо ехать, на месте разберемся…
Скоро красивые, современные дома кончились, как будто их стер ластиком неудачливый архитектор. Они уступили место ветхим, низким домикам с кое-где выбитыми стеклами, нечищеными дворами и прогнившими заборами.
-Слушайте, да не может быть, чтобы в нашем городе были такие «задворки цивилизации»! Это ж какие-то трущобы! — Вячеслав удивленно крутил головой.
-Подожди, еще не такое увидишь! — водитель усмехнулся.
И вот уже многоквартирные дома сменились «частным сектором». Припавшие на один бок домишки теснились, как воробьи, того и гляди вспорхнут с ветки-улицы, оставив своих жильцов ни с чем. «Удобства» во дворах, белье, трепещущее на растянутых веревках флагами простынь и чьих-то исподних…. И снег. Это был как будто другой мир, где зима еще не уползла под старую корягу, не притаилась, забившись в темный угол погреба. Здесь она еще устилала землю своим голубовато-белым покрывалом, не давая той вздохнуть и выпустить наружу бьющиеся новой жизнью побеги.
-Чудеса! — Вячеслав даже присвистнул.
-Не свисти-денег не будет! — машинально одернула его Елена Петровна.
Ее рассеянный, даже скучающий, вид удивил Вячеслава. Обычно Лена всегда была собрана, тревожно-сосредоточена, даже немного злилась на своих коллег, если они балагурили по пути к больному…
…-Это шутка? Вы издеваетесь? — Слава, выпрыгнув из машины, оглядел облупившийся, с выбитыми стеклами, душащий своим унынием домишко, что, ерошись черепицей, прятался в глубине небольшого сада.
Елена Петровна только вздохнула и, сунув напарнику в руки чемодан, быстро пошла к дому.
-Стойте! Дом явно заброшен. следов нет. Может, вызвать полицию? — Вячеслав почувствовал, как отпускное настроение окончательно увяло, растворилось, погрязнув в снежной каше бесконечной работы.
Елена Петровна даже не оглянулась.
-Ладно. Как скажете!
Слава пошел следом за ней, чемодан оттягивал руку, стетоскоп, болтающийся на шее, больно бил по грудине.
Поднявшись по ступенькам, фельдшеры оказались перед на удивление добротной, выкрашенной темной морилкой, дверью. Как будто этот дом собрали из кусочков прошлого и настоящего, не зная, что же лучше оставить, а с чем попрощаться. Деревянные рамы окон, кое-где источенные жучками, но при этом новенький коврик на половицах крыльца, старые занавески, но модный нынче фонарь у входной двери…
-Хозяева! Эй, есть кто живой? — Вячеслав, отодвинув Елену Петровну, толкнул дверь. Она легко отворилась, разнеся по спящему саду надсадный скрип.
-Ох! Ненавижу, когда петли не смазаны, — тихо сказала Елена Петровна.
-А мне как-то все равно. Эй! Кто врача вызывал? — Слава осторожно шагнул в дверной проем. Жизнь научила, даже торопясь спасать жизни, не забывать, что твоя жизнь одна. То собака, защищая больного хозяина выскочит из-за угла, то нетрезвый собутыльник ринется доказывать свою непричастность… Было всякое.
Но в доме было тихо. Узкий коридор прерывался приоткрытыми дверьми комнат, пуская натянутые, словно струны, лучи света в затхлою темноту прихожей.
И тут из дальней комнаты раздался слабый голос.
-Тут я, тут, ребятки!
Елена Петровна ринулась на звук. Вячеслав поспешил за ней, осторожно огибая полки с книгами, заполнявшими всю стену вдоль коридора. Он с удивлением отметил, что литература подобрана сплошь медицинская.
Пахло кошками, сухими травами и еще чем-то, кажется, бензином.
Мужчина лежал на кровати, отвернувшись к стене. Его худое, костлявое тело практически утопало в промятом матрасе. Протертый свитер, теплые брюки, шерстяные носки и дубленка, сползшая на пол — все дышало обреченностью и тоской.
-Вы врача вызывали? — Вячеслав осторожно прошел в угол, где стояла кровать, натягивая на ходу перчатки. — Что случилось? Вы тут один живете?
-Я, я вызывал.
Мужчина медленно, с охами и причитаниями, повернулся к гостям и уставился в глаза Славы. Это был долгий, изучающий взгляд, потом больной кивнул своим мыслям и усмехнулся.
-Ну, так что беспокоит? — Вячеслав быстро отвел взгляд и, поставив чемоданчик на стол, раскрыл его.
-Да что-то спину как скрутило! В сердце отдает, вздохнуть не могу.
-Давайте, я осмотрю вас, — Вячеслав протянул, было, к больному руку, но тот отпрянул, поморщившись от боли.
-Нет! Пусть она осмотрит! — кивнул он головой на Елену Петровну, стоящую чуть поодаль.
-Почему? Что вы капризничаете?! — Вячеслав начинал злиться. Его отпуск срывается, вот-вот самолет улетит без него, а этот дед еще диктует, кому и что делать! — Вас буду осматривать я! И точка.
Елена Петровна, сделавшая несколько шагов вперед, тронула напарника за плечо.
-Не надо, Вячеслав Павлович! Давайте, я начну…
Но Слава только грозно взглянул на нее, приказывая слушаться.
А дед тем временем, кряхтя, вытянул обе ноги, разминая затекшие ступни.
-Сказал, не подпущу тебя, значит, не подпущу! Не дам себя гробить! И так уже до точки довел!
-Да что вы несете? — Вячеслав разозлился.
-Я жить хочу, понимаешь, сынок? — больной прищурился. — А ты ведь не настоящий доктор, ты предатель… Ты сам себе не веришь, так как я могу тебе доверять? Вот она, — дед кивнул на Елену. — Она мне поможет. Потому что точно знает, что сможет. А не сможет, так не ее вина будет.
Эти слова резанули по душе, словно раскаленное лезвие скальпеля. А ведь прав он, дед этот! Чем больше работал Слава на Скорой, тем больше сомневался в себе, переставал доверять интуиции, постоянно боялся ошибиться. Перегорел, что ли?
Началось все после той девчонки. Вызов поступил ночью, шумная квартира, полная молодежи, дохнула на врачей смесью запахов алкоголя и выкуренных сигарет. Девчонка, бледная, слабая, лежала на диване, жалобно смотрела на пришедших и мотала головой. Она не хотела, чтобы он помогал, она сопротивлялась. Тогда милосердие его рук стало вдруг жестокостью в ее глазах, тогда, спасая ее жизнь, он продлевал боль души. Он действовал по инструкции, он дал ей шанс, девчонка выжила. Потом Вячеслав гордо рассказывал об этом случае практикантам, уча работе с «такими» клиентами. А девчонка прокляла его. Столько боли и отчаяния было тогда в ее глазах, что они потом долго снились доктору.
После того случая мысли уволиться, найти что-то поспокойнее, приходили с завидным постоянством. Как будто судьба намекала, что пора сменить курс. А Вячеслав все медлил, не зная, правильно ли будет уйти…
Елена Петровна тем временем, увидев разрешающий кивок Вячеслава, подошла к больному и, пододвинув стул, села рядом. Она посмотрела в глаза старика и вдруг замерла. Лицо, что сейчас смотрело на нее, было знакомым, буднично знаемым. Возможно ли?!
Славка, только старый, совсем дряхлый, сидел сейчас перед ней на промятом матрасе кровати, в этом заброшенном, одиноком доме. Часы на стене давно замерли, показывая не то два часа ночи, не то дня, под кроватью стояли ботинки со стоптанными набойками, точь в точь такие, как были сейчас на напарнике.
Старик, заметив смятение в глазах женщины, осторожно сжал ее руку. По телу Елены растеклось спокойствие, она вдруг доверчиво кивнула и выпрямилась.
-Ну, что там? Елена Петровна, что? — Слава заметно нервничал.
Женщина сухо проговорила основные показатели, измерив пульс, давление, быстро померила уровень сахара и стала подключать датчики кардиографа.
-Пусть теперь он, — дед кивнул на Вячеслава.
Линия, прыгая холмами и падая низкими ущельями, рисовала на бумаге биение сердца. Сердце устало, оно устало от того, что само пожирало себя сомнениями, заставляло разум терзаться надуманными тревогами, оно устало корить себя за ошибку, что так круто изменила жизнь человека.
-Да… — Слава покачал головой. — Надо вам в больницу, милейший! И чем быстрее, тем лучше!
Елена Петровна смотрела на происходящее как-то отстраненно.
-Нет, милок. Не поеду я.
-Так зачем нас вызывали? — Вячеслав строго посмотрел на старика и замолчал на полуслове.
-Тебя ждал… — был ответ. — Попрощаться хотел, поговорить…
Голос шелестел, поникая в самую душу. Негромкий, почти шепот, он заполнил вдруг всю комнату, зазвенел в ушах набатом.
-Хотел увидеть, каким я был, — старик усмехнулся. — Когда еще можно было все спасти…
-Что вы имеете в виду? — тихо спросил Слава. Его руки стали вдруг холодными, влажными. Он понял, кто перед ним… Это был он сам. Его будущее, И, кажется, весьма неприглядное…
-Ну, когда я еще не поехал в тот отпуск…
-Я, что, спился тогда?
Вячеслав мучительно ждал. Старик медлил, но потом все же сказал:
-Нет, ты, то есть я, ушел тогда. Как и планировал, вернулся из отпуска, загар еще не отшелушился с кожи, а ты уже отнес заявление в «Кадры». Все поохали-поахали, «какой хороший специалист уходит», да и отпустили. Большей глупости в своей жизни ты не делал, поверь…
-Почему? — Славка мял в руках снятые перчатки.
-Да потому что жизнь на том и кончилась. Началось существование. Знаешь, куда ты устроился работать? Медицинские книжки выписывал. Вот это работа! А драйва, ну, того, что мы с тобой любим, — тут старик подмигнул, — не было. Да, спокойно, никаких сомнений, прибыльно. А ты пить начал, дряхлеть. Соседи перестали узнавать тебя. Из весельчака превратился в угрюмого одиночку. А все почему?
Голос старика стал громче, злее.
-Почему? — эхом отозвался Слава.
-Потому что дурачок ты! Как можно работать и не сомневаться в себе?! Это ж и есть движение — как стать лучше, как поступить, что предпринять»… Это трудно, но без такого рода душевных передряг ничего хорошего из врача и не будет. Будь он хоть молодой, хоть нет. Ты устал, пошел по легкому пути. А оказался тут, в старом, пропахшем плесенью доме, один, больной и никому не нужный. Я сейчас уже ничего не могу изменить, я предал дело своей жизни. Любуйся… Заявление твое сейчас преспокойно ждет тебя в ящике стола, уходи. Чем все закончится, ты знаешь…
-Но я не могу больше. Ты знаешь, как тяжело бывает! Не выдерживаю я уже…
-Ну-ну, — старик закинул ноги обратно на кровать и отвернулся к стене. — Тогда уходи сейчас. Прочь! Я не поеду с тобой, ты не врач, даже не лекарь, а так, ремесленник. Иди своей дорогой, мне уже не помочь.
Слава хотел возразить, доказывая сою правоту, но…
…Тут что-то больно ударило Вячеслава по голове, в глазах потемнело.
-Вячеслав Павлович! Вы что тут лежите? Поскользнулись? Как голова? — Марфа Михайловна, диспетчер станции, закончив смену и выйдя на улицу, увидела, как Славка, грохнувшись на спину, приложился затылком ко льду на асфальте.
Мужчина моргал, осматриваясь вокруг.
-А где старик? — прошептал он, растирая ушибленную голову.
-Кто?
-Ну, мы на вызов ездили. Далеко, с Еленой Петровной, деревенский такой дом там был…
-Э… — Марфа Михайловна закусила губы. — Не было вызова никакого. Сотрясение у тебя, что ли? Может, рентген сделать?
-Нет, спасибо! Все хорошо! Я, наверное, вернусь, посижу немного, а потом пойду.
Марфа Михайловна с сомнением кивнула…
Вячеслав Павлович, быстро поднявшись по лестнице, зашел в кабинет. Елена Петровна все еще пила кофе.
-Славка, забыл что? — удивленно спросила она.
-Да, мусор хочу выкинуть, — ответил мужчина, комкая какой-то лист бумаги, вынутый им из ящика стола.
-Ну-ну… — Елена Петровна приподняла брови, но ничего больше не спросила.
Заявление на увольнение полетело в мусорное ведро, скукоженное, изрезанное складками, и затихло в ожидании уборщицы.
Вячеслав сделал свой выбор. Правильный он или нет, он не знал, но быть похожим на того старика из видения мужчина точно не хотел…
