Давно это случилось, когда деревни еще были живы, люди оттуда не бежали, дома не заколачивали. А молодежь о городе не помышляла, жили по принципу: где родился, там и пригодился. Конец шестидесятых-начало семидесятых. Другой мир, другая жизнь. Прошлый век.
В одной такой деревушке Прохоровка жила семья, муж Степан Игнатьич, егерь, и его жена Прасковья, доярка. Им со Степаном уже за сорок. Он вечно в лесу пропадал, а она с самой зари на ферме, а полдня дома по хозяйству.
Жили «ладно да складно», как про них говорили в деревне. Одна беда – деток не было. Кто уж виноват, они не выясняли. Так и прожили вдвоем с молодых лет.
Степан виду не подавал, а Прасковья горевала, все соседских нянчить норовила. Люд деревенский относился к ним благосклонно. Не скандальные, не пьющие. Но жалели втихаря бездетных. А кто-то и так говорил:
— Нет любви между ними, вот и не дает Бог детей.
Да какая там любовь? Поженились в двадцать лет, когда пора пришла, жили двор в двор, с пеленок друг друга знали. Привыкли, так и живут по накатанной. Да Степана и дома-то не бывает, зимой неделями на заимке живет, летом тоже с утра до ночи браконьеров гоняет. Лес большой, за каждым уголком уследить надобно.
Но зато его старания не пропали даром. Награду он высокую от правительства получил, как лучший работник лесхоза! А на торжественное вручение аж в город пригласили. Вот они и отправились с председателем колхоза, чтобы свою деревню, да чего там, весь колхоз представить!
Но непривычный был Степан к городским улицам, к народу толпами, к шуму и пыли. Не понравилось ему в городе совсем, все домой рвался. А председателю то одно дело надо справить, то другое. Так отъезд и откладывался. Заболел Степан, занемог совсем. А тут его еще и мотоциклом на дороге подбило. Нога посинела и распухла.
Лежит он в доме колхозника на кровати и умоляет председателя домой ехать. В больницу идти отказывается. Дома и стены лечат. Тот согласился взял билеты на утренний поезд, а ночью у Степана бред начался, температура под сорок. Пришлось скорую вызывать.
Утром рано пришел председатель в больницу, с кем поговорить, не знал толком: все бегают, заняты. К санитарке одной обратился, та сбегала куда-то, прибегает и говорит, что плох пациент совсем, до вечера не дотянет. Родню зовите.
Испугался председатель, сразу на поезд и домой. Пока добрался, уж все сроки вышли. Нет Степана, поди уж. Так и рассказал Прасковье. А та и слегла. Месяц проболела, все стонала, да причитала. Но в город не поехала. Поди уж схоронили его там, да и как она его сюда притащит? Не на поезде же с перекладными.
— Летом поеду, все разузнаю, могилку может найду, буду наведываться, — говорила несчастная женщина вся в слезах.
Деревенские сочувствовали, помогли Прасковье поминки справить. Хороший был мужик Степан. Дело свое знал, выполнял честно.
Только не знали и не ведали они, что Степана-то врачи с того света вытащили. Лечили долго, и ногу, и крупозное воспаление легких. Он в забытьи сколько провел, а когда очнулся и не понял, на том свете или на этом?
Написал врач в Прохоровку письмо, да, видать, не в ту деревню оно ушло. Таких деревень «Прохоровка» было три в соседних областях. Вот и не приехал к больному никто.
А перед выпиской Степан вдруг вспомнил, что у его друга, через три деревни от него, телефон имеется. И номер простой, четыре цифры всего. Дозвонились до друга, тот, не мешкая, и примчался за Степаном на колхозном грузовике.
Привез к себе домой для начала. Напоил, накормил, да и рассказал, что похоронила его уж Прасковья. В город за ним не поехала, деревню на поминки собирала, но он сам не ездил. Не по-людски это как-то, за глаза поминать родного человека.
Расстроился Степан, сил нету как. Всю ночь не спал, сердился на свою Прасковью. Это что же за жена такая, которая не помчалась за мужем, пусть и мертвым, как она считала? Да разве ж это дело?
А поутру услышал за занавеской, за которой спал, шум и гам: ребятишки какие-то набежали, разговоры, запах блинов. Поднялся он с кровати, приосанился и вышел из своего укрытия. Дома друг его, а маманя уже стопку блинов напекла, трое ребят мал мала меньше прыгают вокруг, а за столом женщина сидит, их мать видать.
Оказалось, что это Варвара, родная сестра друга. В прошлом году мужа схоронила, сосной его прибило на лесоповале. А она одна детишек растит, два сынка и дочка, хорошенькая, беленькая, как одуванчик!
Припомнил он Варю девчонкой совсем. Она лет на десять моложе Степана, розовощекая, в теле. Сама улыбается, а глаза грустные такие, что смотреть больно.
Сели за стол, блины, сметана и масло свои, не говоря уж про варенье. Самовар на столе, чай крепкий в заварочном чайнике. Детишки притихли, поглядывают на незнакомого дяденьку. А Варвара наоборот, и взглянуть робеет.
А тут Степан возьми и скажи при всех:
— А что, я теперь мужик свободный, ни жены, ни работы, всем селом меня схоронили. А я живой! Варвара, пустишь в дом? Мужем стану, детишек помогу растить. Славные они у тебя!
Женщина зарделась, что маков цвет. А маманя сказала:
— А вот такой мужчина и нужен в дому. Взял, да и сосватал без церемоний.
Друг поддержал, а к вечеру на подводе всех и отвез прямо к Варваре в ее большой дом со светлой горницей. Только Степан в этот раз с другом назад вернулся. Пусть женщина подумает, все взвесит, и тогда ответ даст.
Варвара приехала через два дня, праздничная, светлая вся какая-то. Их оставили наедине, чтобы поговорили. Она рассказала о себе, что мужа любила, детки хорошие растут, послушные.
Она работает в клубе в библиотеке, они при ней. Там в клубе днем много детишек, за ними пригляд имеется. А замуж согласная выйти, если обижать ни ее, ни детей не будет.
В этом Степан мог поклясться с дорогой душой и чистой совестью. За двадцать с лишним лет он свою Прасковью пальцем не тронул.
— Вот и про Прасковью твою, — сказала Варвара. – Объясниться ж надо. Вы же женаты.
Собрался Степан и отправился в свою деревню. Кого по пути встретит, те в сторону шарахаются, крестятся. Пришел к Прасковье, а у нее уж сосед Василий по дому мастерит.
Его сапоги у порога, фуфайка и картуз на вешалке. Так и сел с молотком в руках на пол, как увидел Степана. На стук и Прасковья прибежала, да чуть в обморок не грохнулась. Еле откачали.
Плакала она, прощения просила, поклялась, что никакого письма из больницы не получала, вот те крест! Василий собрался уходить, но Степан его остановил. Рассказал, что проститься он пришел, да бумаги на развод оформить.
В церкви они не венчаны, а все эти свидетельства – это так, формальность. Да и похороненный он уже.
Расстались мирно, по-хорошему. Правда, Прасковья всплакнула. Вся деревня сбежалась, когда Степан с баулом своих вещей через плечо покинул свой бывший дом.
А через год у них с Варварой сынок родился, Димкой назвали. Он снова егерем стал и лесничим в одном лице. Только на заимке больше не пропадал месяцами. Семья у него большая, дети любимые, да жена ненаглядная, Варвара-краса.
