-Не нагнетай! Вадик не избалован. Сейчас купили квартиру Грише, а Вадику все наше достанется. Конечно, он только рад за брата. И детей мы любим одинаково, — мама с отцом, дядей и Гришей ждали такси, чтобы поехать на новоселье, — И что он еще понимает? Восьмиклассник! Не будет он нам перечить. Ускорились, господа! Ожидание платное!
Новоселье.
И, как в легендарном фильме, Вадика забыли дома.
Он проснулся от сквозняка, который проник в комнату, когда уходила эта развеселая компания, и сквозняком скинуло с подоконника его черновики с сочинениями. Это по внеклассному чтению, которое задают на лето.
Мама забыла, что Вадика с ними нет, но она с утра, с пробуждения, и не заглядывала в их мальчишескую комнату. Зато Гриша-то видел спящего Вадика. И «забыл» об этом всем сказать.
Вадик, будучи спящим, этого не понял, конечно, но Гриша и будильник ему «нечаянно» переставил.
На 12.00.
Когда даже сони, школьники, которые отсыпаются в августе по 12 часов, чтобы хватило до зимы, уже встали.
-Скатертью дорожка, — Вадик «проводил» их.
У Вадика с самостоятельностью настоящее взаимопонимание: он с 10 лет может оставаться дома один и ничего не свернуть.
— Хлопья… — он их жевал всегда сухими.
Это Грише мама их заливала молоком, если Гриша изволил откушать. А то он копался по утрам: того не хочу, это не буду.
Вадик почистил кеды, вдруг все опомнятся и приедут его забирать, чтобы он тоже попраздновал с ними на новоселье. Но не опомнились. Если там и заметили его отсутствие, то не заметались от испуга по дому: Вадика спокойно оставляли. Это Гришу, в его 17, мама провожает до гимназии.
Но новоселье…
Нет, Вадику не обидно.
Хотя — да, обидно.
Для них он невидимка дома.
Но его прибежал утешать домашний котик Тима.
— Ставлю свои годовые пятерки, что про меня никто не вспомнил, кроме дяди.
Он покушал. Подрессировал котика, хотя тот не поддавался никакой дрессировке и выполнять команды категорически отказывался. Покушал. Покормил Тиму его кормом. К Вадику хотел зайти Артем — они с семьей прилетели из Сочи, но Вадику не дозволялось принимать гостей без согласования с родителями. Это привилегия Гриши.
Когда закончилась передача «Спокойной ночи малыши» (Вадик ее включал для Тимы, считая, что, раз кот мурчит, то ему нравится), то в квартиру зашли: зашел неприятный писк Гриши, затем сам Гриша, а за ним уже мама и папа.
— Вадик, ты проспал! — укоризненно сказал папа.
— Квартира отстой, — пищал братец, — Отстой. Метраж маленький. И что, что двушка?! Отделка блеклая… посредственная… И ЖК не «люкс».
— Мне-то никакой не достанется, — ответил Вадик.
— Тебе все наше достанется!
В сутках 24 часа, но, когда Гриша причитал, что в новой квартире ему будет тесно, если он захочет познакомиться с девушкой, и что она не на южную сторону, и солнца мало, и дешевизна непередаваемая, то у Вадика было ощущение, что в сутках все 150 часов.
Захворал Тима.
— Мам, он не ест, — тревожился Вадик, — И не мурчит. Не ластится. На коленки не идет…
— Это кот. У них свои закидоны, — отец рассказывал Грише все преимущества этого ЖК.
— Но он не мурчит, а он очень разговорчивый, — просил Вадик, — Его надо показать кому-нибудь.
-Вадик, у нас с Гришей важные темы.
Но они отвезли кота «посмотреть», а вернулись уже без Тимы.
— Усыпили? Почему??
— Сказали, что расходов будет немало.
— Но это мой кот!
— А у нас кредит на 500 тысяч, который надо выплачивать. И не до 23 века, а сейчас. Мы не настолько богаты, чтобы раздаривать сыновьям квартиры без кредитов, так что это из-за вас у нас денег вечно нет. Чтобы ты потом жил в наших хоромах, мы твоего брата жильем обеспечили.
Конечно, именно ради Вадика.
Вадик рано отправился в самостоятельное плаванье. Тиму он им не простил и не простит никогда. А тот кредит, оформленный для братца-тунеядца, отцу аукнулся, когда его сократили на заводе. Содержать две квартиры, жену и сына – лба, которому стукнуло 22, было накладно. Отец и металл собирал, и по собеседованиям ходил, и в предприниматели подался, но все без толку. Все прогорело. Запил. Человеку легко скатиться в бездну. У отца на это ушло два года. Вадик успел доучиться в техникуме, но о ситуации в семья слышал только обрывками, потому что созванивался с ними раз в неделю.
— Вадик, у тебя можно денег занять?
— Ты бы, мам, хоть ради приличий спросила, как твой сын поживает, не холодно ли ему, не ругается ли он с кем в общежитии…
— Не ерничай! Займешь или нет?
— Стипендия кончилась еще в пятницу.
— Это потому что ты ее по клубам проматываешь! – наехала она.
Никогда ничего не проматывал. Да у него и нечего проматывать. Стипендия – на самое бюджетное питание. И работа подай-принеси в техникуме. Разнорабочий в науке. Чтобы хватало не только на питание.
Но, сжалившись, Вадик пошел на почту.
У окошечка, где угрюмая сотрудница отправляла посылки и заказные письма, считала купюры тоненькая девушка, ровесница Вадика. Ее легко выделить из толпы уставших работяг, которые пришли за посылками. Она тоже перебирает свою стипендию и кому-то отсылает те крохи, которые удалось приберечь. В общем, такая же, как Вадик.
— Девушка, заполняем нормально бланк, — вздохнула сотрудница.
— Я заполнила…
— Девушка, ну, отчество же неправильное. Вы в два рада “Д” написали.
— Опечатка…
— Прошу, пошустрее! За вами еще очередь.
Когда все денежные переводы были выполнены, Вадим спросил у незнакомки:
— Кому это?
— Маме.
Девушка отвечала охотно. Всегда хочется кому-то выговориться.
— Пьет?
— Запоями. В ней и женщину-то уже не разглядишь, — ссутулилась девушка Нина, — Дед мой всех держал в ежовых рукавицах. Маму – особенно. Даже, когда я у нее уже появилась, он все равно ее строил, как маленькую. Это порицалось соседями, но дед видел в ней склонность к… маргинальному образу жизни. К бутылке. Его не стало, и мама пустилась во все тяжкие. Я из дому-то учиться поехала в тонких сапогах на всю осень и зиму, потому что пропито все, что не приколочено. У тебя тоже мама выпивает?
— Не мама, а папа, — Вадим прислонился к столбу, — С работы вытурили. Глушил все это… Кредит за брата выплачивал, это его и доконало.
— Брат тоже пьет?
— Нет. Он тунеядец. Если верить маме, то квартиру из-за него разменяют. На деревянный барак и доплату. Но уж не ту, которую для Гриши покупали, потому что это для него, это неприкосновенно. Себя во всем ущемят, но не его.
— О, у моей давно ничего не осталось, кроме бани, в которой они спальные места из дубленок оборудовали.
— Но деньги ты ей посылаешь.
— Ей есть нечего…
С Ниной жизнь была более сурова, чем с Вадимом. Он дома был невидимкой, а Нину иногда все-таки могли рассмотреть. И тут не знаешь, что хуже. Потому что мама “лещей” давала, а мамины приятели еще и присматривались к девушке как-то… чересчур внимательно. В общем, когда мама на просьбу Нины отпустить ее учиться просто пожала плечами, Нина сказала “спасибо” и попрощалась.
***
Нина и Вадим в крепкой браке уже пять лет. Деревянная свадьба. Вадим, по настоянию Нины, решил возобновить общение с семьей и закрыл глаза на то, как Гриша шпынял его в детстве. Позвал всех. Отца нет. Мама со скрипом и с очевидным нежеланием пробормотала, что «подумает», а вот Гриша согласился охотно. Очень непринужденно.
Он, как ни странно, тоже в крепком браке.
— Вадик, а ты рукастый, оказывается! — осмотрев их съемную нору, сказал Гриша, — Все так ладненько. Петелька к петельке. Обстановка, конечно, «бабушкина», но ты прямо мастер!
Двоякий комплимент.
Как бы похвалил, но как бы не совсем…
Гриша прочно женат на Анфисе.
— Как мама? – хотел узнать Вадик, потому что мама их не почтила своим присутствием.
— Цветет и пахнет! – расстарался Гриша, рассказывая о мамином быть вне городских стен, — Поросят завела.
— Поросят? Она?
— Да, она заправский фермер. Даже воду сама таскает, хотя я и предлагал сделать скважину. Ей это заменяет физические упражнения, зарядку, да все заменяет. Цветет она. Теперь и молоко покупает в деревне, натуральное, не из порошка. Теплицу хочет поставить, чтобы там огурцы выращивать. Про тебя спрашивает…
— Но я звал ее на годовщину…
— Так будь понастойчивее! – разошелся брат, — Настойчивее! Скажи – “мама, приезжай к нас с 10 по 30, от сих до сих”. Или сами туда езжайте, чтобы маму повидать.
Вадим не задавал брату неудобные вопросы – как ему живется в подаренных хоромах, когда мама без водопровода? Отблагодарил за совет. Проводил до парковки. Друзьями им с Гришей уже не быть, но, может, хоть не соперниками в кои-то веки расстанутся.
Повидать маму с ним поехала и Нина.
— Давай и к моей заскочим…
— Конечно, Нина.
Путь им предстоял неблизкий, тем более, что надо завернуть еще и в деревню Горка, Нина оттуда родом, но красочный. Мимо проносились хвойные лесы и поля, засеянный пшеницей, а Нина предусмотрительно прихватила пакетик черешни, которую они уплетали в поездке. Перекусили у придорожной заправки.
— Почти приехали – поворот к Горке.
Родное поселок встретил Нину безрадостно. Дом, где они жили с мамой и дедом, лежал кучей бревен. Обугленных бревен. Пока Нина отсутствовала, никто и не думал его восстанавливать.
— Хорошо, что дедушка этого не видит.
Он сам строит этот дом. Всю душу в него вложил, чтобы не только у дочери, но и у внуков была своя крохотная усадьба, куда всегда можно приехать, если жизнь потрепала.
В бане храпела мама. Нина без понятия, чего она ожидала здесь найти. Маму не переделать.
Женщина вздрогнула, будто ее толкнули, и ее осоловелый взгляд уткнулся в дочь:
— А, явилась! Приползла! Говорила я, что приползешь!
— Мама, я проведать тебя хотела. Я…
Что “я”? Что Нина хотела ей сказать? Что простила ее за все? Что любит? Вспомнив свои метания, Нина набралась храбрости и сказала маме, как скучала без нее, как тяжко ей было одной, в шестнадцать лет, оказаться в общаге. Что все детство она надеялась, что мама вспомнит о ней, снова полюбит, будет для нее… мамой. Как у всех других детей. Но Нина ее прощает за то, что этого так и не случилось.
— Нужно мне твое прощение! Я на почту ходила! Переводов нет. Уважала бы ты мать, так содержала бы. Пошла… — невнятная речь, — Про… куда…
Вот и все.
Нина положила рядом с мамой немного денег, последний раз на нее посмотрела и вышла, зная, что не вернется.
От бабы Гали еще наслушалась:
— У, гулящая! Мать-то тут пропадает, скитается, побирается по домам, а ты, Нинка, к мужику уехала и хоть трава не расти. Гулящая! Правильная дочь бы отучилась – и к маме. Хоть и к такой! Но приехала бы нормальная дочь и помогала.
Когда будет возможность, Нина снова отправит перевод. Совсем мать не бросит. Но это весь ее лимит.
Они ехали и утешали себя тем, что встреча с мамой Вадика-то будет замечательной.
Но не тут-то было.
-Гриша!.. А, это ты, Вадик.
И все в короткой фразе было, как в детстве — «а, это ты». Не нужен он матери. Не был нужен ребенком, а сейчас и подавно. Про фермерство, поросят и оптимизм Гриша придумал. Чтобы Вадик примчался, окрыленный, в деревню и понял, что мама не может себя обслуживать. Недуг, который, как правило, не наступает раньше 65, ее одолел.
Даже дрова ей приносят сердобольные соседи.
Сам Гриша продал все имущество и бодренько смылся.
— Мам, а ты хочешь в город?
— К Грише??
— Гриша тоже будет нас навещать.
— Так уж и быть. Но только, потому что нет Гришеньки. Один он у меня любимый сынок.
Досматривали ее Вадим и Нина. Нина ни разу не упрекнула Вадика в этом – ни словом, ни взглядом. Вадим все сделал для мамы в отведенные ей недолгие месяцы, но простить ее так и не смог.
