Картошечка уродилась
К бабушке Татьяне в деревню неожиданно приехал из города взрослый внук.
— Ванечка, — запричитала бабуля, — как же ты вовремя появился. Пришла пора окучивать картошку, а у меня, как на грех, спину схватило. Не то, чтобы тяпкой махать, хожу кое-как. Может, поможешь?
— Да легко, бабуля, — кивнул Ваня. — Завтра с утра начну, когда прохладно будет.
На следующее утро внук проснулся, когда шести ещё не было. Татьяна приготовила ему яичницу, и пока внук завтракал, она, кряхтя, отправилась готовить парню рабочий инструмент. Нашла окучник и понесла его на участок, где была посажена картошка.
И вдруг, справа за низеньким забором, Татьяна увидела свою пышнотелую пятидесятилетнюю соседку, которая, тоже, с утра пораньше, в одном нижнeм бeльe, согнувшись буквою зю, вручную пропалывала свои грядки.
— Эй! — испуганно окликнула её Татьяна, — ты чего это в одних пaнтaлoнaх на огород вылезла?
— Загораю, — не разгибаясь, ответила соседка.
— Какой тебе загар в шесть утра. С ума сошла? Ну-ка, быстро оденься! — почти в приказном тоне прикрикнула на неё бабушка. — Ишь, тeлeca свои необъятные рассупонила.
— Кому какое дело, в чём я по огороду хожу? — засмеялась нагло Антонина. — Или ты, баба Таня, меня стесняешься?
— Оденься, говорю! Сейчас сюда мой внук придёт, картошку будет окучивать. А тут ты такая.
— Какая?
— Такая вот! Необъятная, и почти в чём мать родила.
— И чего?
— А того. Ему всего двадцать. И неженатый он.
— Ничего, большой уже, — засмеялась ещё громче соседка. — Пущай смотрит, любуется.
— Да чем тут любоваться? Боюсь, наоборот, психологическую травму он может получить. Потом женщин всю жизнь бояться станет. Уходи, говорю, с огорода!
Хотела Татьяна, ещё и погрозить соседке тяпкой, подняла её, да так и застыла. В спину так вступило, аж искры из глаз посыпались.
— Ой… — простонала она, бросила окучник, и кое-как поплелась обратно в избу.
— Ваня, там соседка справа по огороду ползает, — предупредили она внука, — ты в её сторону лучше не смотри. А если и посмотришь, то не обращай на её выходки внимания. Она всегда была нахалкой.
— Да ладно, бабуля, — кивнул добродушно внук. — Не переживай. Пошёл я работать.
До обеда внука не было. И у Татьяны спина так разболелась, что она всё это время с дивана не вставала. А когда Иван в двенадцать появился в избе, был он, как ни странно, довольный и весёлый.
— Ты чего это такой? — спросила Татьяна, и стала кряхтя накрывать обед на стол. — Разве не устал? Или с соседкой общался?
— Ага, общался.
— Тьфу, — сердито сплюнула бабушка. — Нашёл с кем разговаривать.
— А чего это ты на неё, бабуля, злишься? — удивился внук. — Она же классная.
— Кто классная? — не поверила ушам Татьяна.
— Соседка.
— Да чем это она классная?
— Всем.
— И фигурой?
— И фигурой.
— Да ты что, Ваня? Она же толстая!
— Где толстая? – засмеялся внук. — Отличная у неё фигура.
— Господи, — перекрестилась бабушка. — Что с людьми нынче делается? А то, что она наглая, ты хоть заметил?
— Да не наглая она, бабушка. Просто, весёлая. Кстати, мы с ней вечером договорились погулять куда-нибудь сходить.
— Ты что, Ваня, перегрелся, что ли? – Татьяна застыла и ошарашенно уставилась на внука.. — Она же для тебя старая!
— Да почему? Вон, кстати, она по улице куда-то пошла. Посмотри из окна, бабуля, разве она старая?
— Даже и смотреть на неё не хочу! — обиженно воскликнула Татьяна. — И не вздумай с это старухой по нашему посёлку ходить. Засмеют ведь люди. И над тобой, и надо мной смеяться станут.
— Да разве девушка в девятнадцать лет, это старуха? – возмутился вдруг Ваня.
— Какие девятнадцать? – Только тут Татьяна посмотрела в окно и увидела там Людмилу, дочь Антонины. Увидела, и замерла. — Так это ты с ней, что ли, в огороде болтал?
— Ну, конечно. Я нашу картошку окучивал, а она свою. Вот мы и познакомились.
— Господи… — опять перекрестилась Татьяна. — Ох и хитра, Антонина. Услышала про тебя, и скорее свою дочку на огород загнала. Догадалась. Ну, и ушлая…
— Чего? — не понял Ваня.
— Да ничего, ничего, — засмеялась бабушка. — Людмила, девка хорошая. И характером пошла не в мать. С ней можешь гулять сколько хочешь. А теперь, Ванечка, обедать пора, работничек ты мой золотой…
