Клава и сама не знала, как у них с Васей получился такой умный сынок. Они оба только девять классов окончили, и то благодаря доброте учителей. Каждому свое, как говорится, зато у Клавы любое семечко или росток через неделю уже колосились буйным цветом, а у Васи так вообще руки были золотые.
Детей у них было четверо – старшая Мария, потом вторая дочь, Нина, а следом и два сына, родившиеся в один день – Семен и Павел. Вот Павел и был той самой апельсинкой, которая родилась у осинки – ему трех еще не было, а он говорил лучше средней Нины, а когда в школу пошел, так вообще все учителя ахали – он и читал, и писал, и числа умножал, так что сразу его второй класс отправили.
Может, это и несправедливо было по отношению к другим детям, но Павел был у Клавы на особом счету – он и от домашних дел был освобожден, и все, что просил, она ему покупала – книжки там разные или микроскоп. И даже когда наступили тяжелые девяностые, в которые не только страна развалилась, но и вся Клавина жизнь, которая в один год схоронила и мужа, и старшую помощницу Машу, все равно она не трогала сына и давала ему заниматься, а потом еще и в город отправила учиться.
— О чем ты только думаешь, Клавдия, — говорили ей соседки, которые видели, как Сема воду с колонки таскает, Нина картошку в огороде тяпает, а Павел сидит себе в тени на лавке и книжку читает, — думаешь, он тебе потом отплатит, стакан воды в старости поднесет? Уедет он, и дело с концом.
— Вы меня еще поучите! – отзывалась Клава. – Что хочу, то и делаю.
Дети тоже матери высказывали.
— Почему я дрова рубить, а он уравнения решать? – возникал Семен.
— Ну, сядь порешай, коли хочешь, — усмехалась Клава.
Семен брал в руки учебник, сидел над ним минут пять, потом закрывал в сердцах и говорил:
— Какая ерунда, я и правда лучше пойду дрова рубить!
Но больше всех обижалась Ниночка, она в открытую бунтовала против особого положения брата и то и дело норовила какую-нибудь гадость ему сделать – то тетрадку его в печь выбросит, то в ботинки тухлое яйцо подложит.
— Ты ему вечно самый вкусный кусок отдаешь, — кричала она. – А он уедет и бросит тебя, — повторяла дочь слова соседок.
Когда Павел уехал учиться, в доме стало спокойнее и тише. И как-то тоскливее, прикипела Клава к младшему сыну.
Первое время он писал подробные письма, описывал всю свою учебную жизнь, чужую и непонятную Клаве. Но со временем писем стало меньше, а приезжать он стал все реже – видно правы были соседки. Горько Клаве от этого было, но вида она не показывала. Все же сын выучился, человеком стал.
Ниночка вышла замуж в соседнюю деревню. Зять не особо нравился Клаве – был он каким-то мечтателем, постоянно придумывал новый способ обогатиться и всегда прогорал. Сейчас вот выдумал пекарню открыть, хорошо, что ему кредит не дали.
Семен жил с Клавой и жениться пока не спешил, хотя невест подходящих было предостаточно.
— Эх, мать, мне бы еще погулять немного! Я вот машину надумал купить. Только не драндулет какой, а иномарку. Представляешь меня на иномарке, ма?
Клава в ответ вздыхала:
— Ну какая машина, Семен? Ты прямо как затек наш, Арсений. Нечего мечтать, работать надо…
Это она, однако, так, для острастки – Семен пошел в отца, дом так отделал что как на картинке, работал трактористом, и работал хорошо – часто халтуры разные находил. Клава не жаловалась, хороший у нее был сын.
А вот второй… Где он, что он – Клава не знала. Год уже от него весточки не было, последнее, что он писал, это то, что поехал на заработки, а куда – кто его знает.
Когда у дома остановилась новенькая блестящая машина, Клава подумала, что это кто-то заблудился, дорогу хочет спросить. Но так громко и нагло она просигналила, что в материнское сердце сразу закралась надежда. Она отворила калитку, вышла к дороге.
У машины стоял Павел. Она сразу его узнала, хотя в последний раз видела два года назад. Больше всех он походил на ее покойного Васеньку – высок, плечист, с золотистыми вихрами. Красивый какой! И все соседки тоже высыпали из домов или в окошко поглядывают – пусть видят, что Павел не забыл мать, приехал навестить.
Клава бросилась к сыну, прижала его к сердцу. Вот он, родная кровиночка, не зря все было, не зря.
Семен встретил брата хмуро.
— Машина у тебя неплохая, — с завистью отметил он.
— А это не моя машина, — весело ответил Павел.
— А чья же? – чуть успокоился Семен.
— Твоя, — Павел протянул брату ключи. – Бери-бери, я уже и дарственную подготовил, к нотариусу потом заедем.
Семен растерянно оглянулся на мать. Та улыбалась.
— Ну спасибо, брат, — смущенно сказал Семен. – Но она же такая дорогая!
— Не дороже денег, — сказал Павел. – А Ниночка где?
— А Ниночка замуж вышла, — поспешила объяснить Клава. – В соседнюю деревню. Муж у нее хороший, работящий, вот, прибавления скоро ждут…
— Замуж, говоришь? Ну тогда поехали в гости, что ли. Вези нас, Сема, на новой машине.
Нина их встретила смущенная и пузатая. А муж ее, Арсений, сразу принялся показывать, какой он успешный бизнесмен, рассказывать, как откроют они пекарню и тогда заживут…
— Болтун, ты, — прикрикнула на него Нина. – Тебе же кредит не дали, какая пекарня. Ты не слушай его, Паша, он у меня мечтатель.
Павел улыбнулся и ответил:
— Ну с пекарней мы дело решим, не проблема. Скажешь, сколько тебе надо, я переведу.
Ошарашенный Арсений смотрел на Павла с недоверием. Он от жены уже успел наслушаться, что брат ее – бездарь неблагодарный.
Павел тем временем достал из кармана маленькую коробочку и протянул сестре.
— А это тебе, Ниночка.
Та осторожно открыла красный футляр. Внутри лежали чудеснейшие золотые сережки с изумрудами, цвета точь-в-точь как ее глаза. Она ахнула и ту же принялась примеривать их. Покрутилась у зеркала и сказала.
— Спасибо, Паша, угодил. Я сколько у Арсения выпрашивала серьги, а он мне только мясорубку и купил!
Клава сидела притихшая и счастливая. Сейчас сын, наверное, и ей что-нибудь подарит, сережки или браслет. А лучше бы машинку стиральную, конечно.
Но сын ничего не дарил, и только когда Нина упомянула, что мать после родов к себе выпишет, Павел сказал:
— Ну только ненадолго, Ниночка. Маму я с собой заберу. Если она, конечно, захочет.
Клава смотрела на сына с удивлением. С собой? Куда? Как?
— Я не знаю… А как же дом?
— А что – дом? Там Сема будет жить, новую хозяйку приведет. Я без тебя, мама, тоскую. Поедем со мной? Не понравится – вернешься.
Клава и не знала, что думать. Здесь вся жизнь ее, Васина и Машина могилы… Но там сын ее любимый, и совсем другая, незнакомая ей жизнь. Вот интересно – что бы Вася сказал?
Клава словно увидела своего мужа на пороге – шапка набекрень, мозолистые руки сложены на груди.
— А чего тут думать, Клава? Ты для чего его так растила? Для лучшей жизни. Пора и тебе эту жизнь посмотреть, иначе как понять, зря все это было или не зря?
Клава улыбнулась и сказала:
— Отчего бы и не поехать…
